9. Зло попускается для цели, которая есть - спасение

275. Если бы человек рождался в любви, в которой он был создан, то не обретался бы ни в каком зле, и даже бы не знал, что такое зло. Ибо тот, кто не был и, затем, не есть во зле, не может знать, что такое зло; если бы ему сказали, что то или другое есть злом, он бы не почел этого возможным. Такое состояние есть состояние невинности, в котором были Адам и его супруга; нагота, от которой они не краснели, означала это состояние. Познание зла после падения разумеется под действием вкушения от дерева познания добра и зла.

Любовь, в которой человек был создан, есть любовь к ближнему, дабы он ему послал столько же добра, сколько себе желает, даже более, и было бы в удовольствие своей любви делать ему добро, почти как отец, делающий добро детям. Эта любовь истинно человечная, ибо в ней духовное, которым она разнится от любви природной, присущей животным. Если бы человек рождался в этой любви, то не рождался бы в темноте неведения, как каждый человек теперь, но в некотором свете знания и также разума, в которые бы вступал через малое время. Сначала, правда, он бы ползал, как четвероногое, но с врожденным усилием подняться на ноги, ибо, хотя четвероногое, он бы не опускал своего лица к земле, но поднимал бы его к небу и встал бы, потому что мог.

276. Но когда любовь к ближнему изменилась в любовь к себе, и эта любовь возросла, то человеческая любовь изменилась в любовь животную, и из человека, каким был, человек стал животным, с тою разницею, что мог мыслить то, что ощущал телесно и рационально, различать один предмет от другого, мог быть научаем и стать человеком гражданственности и благопристойности, и наконец, человеком духовным. Ибо, как было сказано, в человеке есть духовное, которым он разнится от скота. Духовным, в самом деле, он может познавать, что такое зло гражданственное и добро гражданственное, затем, что такое зло нравственное и добро нравственное, и также, если пожелает, что такое зло духовное и добро духовное.

Когда любовь к ближнему изменилась в любовь к себе, то человеку стало невозможным родиться в свете знания и разума, но он мог лишь родиться в темноте неведения, ибо он рождался в самом последнем жизни, называемом чувственно-плотским, и быть вводимым во внутренние природного духа посредством науки, при постоянном сопутствии духовного начала. Впоследствии будет видно, почему он родится в последнем жизни, именуемом чувственно-плотским, и, следовательно, в темноте неведения.

Что любовь к ближнему и любовь к себе - любови противоположные, каждый может это увидеть. В самом деле, любовь к ближнему делает всем от себя добро, но любовь к себе желает, чтобы все ей делали добро; любовь к ближнему желает всем служить, а любовь к себе желает, чтобы все ей служили; любовь к ближнему взирает на всех как на братьев и на друзей, а любовь к себе взирает на всех как на служителей, а если не хотят они служить - то как на врагов. Одним словом, любовь к себе видит только себя, а на других едва взирает как на людей, которых в сердце своем ставит ниже коней своих и собак, и так как они стали в глазах ее ничтожны, то считает за ничто им делать зло. Отсюда ненависть и мщения, прелюбодеяния и блуд, кражи и мошенничества, обманы и проклятия, насилия и жестокости, и другие подобные распутства. Вот зло, в котором от рождения человек. Что это зло попущения для цели, которая есть спасение, будет доказано в таком порядке:

I. Всякий человек во зле, и должен быть извлечен из него для того, чтобы быть преобразованным.
II. Зло не может быть удалено, прежде чем не проявится.
III. Насколько зло удалено, настолько оно отпущено.
IV. Таким образом, зло попускается для цели, которая есть спасение.

277. I. Всякий человек во зле, и должен быть извлечен из него, дабы быть преобразованным. Что в каждом человеке есть наследственное зло, и что по этому злу человек в вожделении различных зол, известно в Церкви. Отсюда явствует, что человек сам собою не может делать добро, ибо зло не делает добро, разве только то добро, в котором внутренне есть зло; зло во внутреннем состоит в том, что делается добро ради самого себя, то есть показное. Что это зло наследственное и исходит от родителей - известно. Говорят, что оно идет от Адама и его супруги, но это заблуждение; ибо каждый родится во зле от своего отца, а его отец от своего, тот также от своего, и оно переносится постепенно от одного к другому и, следовательно, накопляется и возрастает, как ком, и переходит в потомство. Оттого в человеке ничего нет здравого, но он весь во зле.

Кто чувствует, что любить себя более, чем другого, есть зло? Кто, затем, знает, что в этом зло? А между тем в том глава зол. Что наследственное зло идет от отцов, дедов и предков, очевидно по многому, известному в мире; например, по различию одного вида лиц, домов, семейств и даже народов; лица же суть типами душ, а души суть по чувствам, присущим любви. Иногда даже лицо предка повторяется во внуке или правнуке; я узнаю по одному взгляду, еврей ли человек или нет; узнаю также, из какого рода происходят некоторые личности, и не сомневаюсь, что другие тоже узнают это. Если чувства, присущие любви, исходят таким образом от родителей и передаются, то явствует, что то же самое относительно зол, так как они принадлежат чувствам.

Но будет сказано теперь, откуда это сходство. Душа каждого исходит от отца и только одевается телом от матери. Что душа исходит от отца, явствует не только из изложенного выше, но также из многих иных признаков, и даже из такого, что дитя негра или мавра от матери белой или европеянки родится черным и наоборот; а главным образом, из того, что душа в семени, ибо семенем совершается импрегнация, и семя одевается телом от матери. Семя есть первая форма любви, в коей отец, это форма господствующей любви ближайшими деривациями, которые суть интимными чувствами этой любви.

Чувства эти у каждого заложены со всех сторон пристойностями жизни нравственной и добром, принадлежащим частию жизни гражданственной и частию жизни духовной; такое внешнее жизни даже у злых. В этом внешнем родится каждый ребенок, отсюда он приветлив, но по мере того, как растет и становится взрослым, он подвигается от этого внешнего к внутренним и, наконец, к господствующей любви отца. Если любовь эта была дурная и средствами воспитания не умерялась и не сгибалась, то любовь его становится такою, как отцовская. Во всяком случае, зло никогда не искоренено, но лишь удалено бывает; о том говориться будет впоследствии. Посему можно видеть, что каждый человек во зле.

Что человек должен быть извлечен из зла, дабы быть преобразованным, очевидно без пояснения. В самом деле, тот, кто во зле в миру, во зле же и по выходе из мира. Если зло не было удалено в миру, оно не может быть удалено позднее. Где дерево падает, там оно остается лежать; так и жизнь человека остается такою, какою была, когда он умирал. Каждый также судится по делам своим, не тем, что их бы исчисляли, но тем, что он возвращается к ним и поступает одинаково; ибо смерть есть продолжением жизни, с тою разницею, что человек не может быть тогда преобразован. Всякое преобразование совершается в полноте, то есть в первых одновременно с последними, а последние преобразовываются в миру сообразно с первыми и не могут быть преобразованы позднее, потому что последние жизни, которые человек уносит по смерти с собою, вступают в покой и согласование, то есть составляют одно с его внутренним.

278. II. Зло не может быть удалено, прежде чем оно не проявится. Под этим разумеется не то, что человек должен творить зло с тою целью, чтобы оно проявлялось, но что он должен исследовать и изыскать не только свои поступки, но мысли свои и то, что совершил бы он, если б не боялся законов и бесчестия; главным образом, каково то зло, которое он считает в уме своем дозволенным не принимать за грехи, ибо такое он совершает.

Для того, чтобы человек исследовал себя, ему даровано разумение, и это разумение было отделено от воли, дабы он знал, понимал и признавал, что такое добро и что такое зло; затем, дабы он видел также, какова его воля, или что любит он и чего желает. Для того были даны его разумению высшая и низшая мысли, дабы мыслию высшею, или внутреннею, он видел, чем занимается его воля в мысли низшей, или внешней. Он видит это, как видит человек лицо свое в зеркале; и когда видит это и знает, что это грех, то может, испросив помощи Господа, не желать этого греха, избегать его и затем действовать против него, если не свободно, то покоряя его борьбой, наконец, питает к нему отвращение и омерзение, и тогда впервые сознает он, что зло есть зло, добро есть добро, но не прежде. В этом способ исследовать себя, видеть свое зло, признать его, исповедать и отступиться от него.

Но немногие знают, что это есть самой Религией Христианской, ибо только поступающие так имеют милосердие и веру, и они ведутся Господом и Им творят добро. Будет сказано нечто о тех, кто не поступает так, а, тем не менее, воображает, что в нем религия. Это:

1. Признающие себя виновными во всех грехах и не изыскивающие в себе никакого.
2. Те, которые по религии минуют изыскание их.
3. Те, которые по причине мирских вещей вовсе не помышляют о грехах и, затем, их не знают.
4. Те, которые благоволят к грехам, следовательно, не могут их знать.
5. У всех таких грехи не проявляются и, следовательно, не могут быть удалены.
6. Наконец, будет открыта причина, не известная до сих пор, почему зло не может быть удалено, если оно не изыскано, не проявлено, не признано, не исповедано, и если не удерживаются от него.
Следует отдельно рассмотреть каждый из этих пунктов, ибо в них главные предметы Христианской Религии со стороны человека.

Во-первых. О признающих себя виновными во всех грехах и не изыскивающих в себе никакого. Они говорят: "Я - грешник, я родился в грехах, ничего нет чистого во мне от головы до ног. Боже благий, будь за меня, прости меня, очисти меня, спаси меня, соделай, чтобы я шел в чистоте и по пути праведных", - или многое подобное другое. А между тем никто из них не исследует себя и потому не знает никакого зла за собою; никто же не может избегать, чего не знает, и еще менее побороть то. Такой человек считает себя чистым и омытым после исповедей, когда, между тем, с головы до пят он нечист и не омыт. Ибо исповедь во всех грехах есть усыпление и, наконец, ослепление; оно - как бы общее без особенностей, а оное есть ничем.

Во-вторых. О тех, кто по религии минует изыскание. Это, главным образом, отделяющие милосердие от веры, ибо они говорят в себе: "Зачем я стану изыскивать, зло это или добро? Зачем, если оно зло, и меня же оно не осуждает? Зачем, если оно добро, и меня же оно не спасает? Одна вера, мыслимая и заявленная с убеждениями и доверием, оправдывает и очищает от всякого греха; и, раз оправданный, я чист перед Богом. Правда, что я во зле, но Бог его смывает, лишь только соделано оно, и, таким образом, оно не появляется". И, сверх того, многое другое подобное.

Но кто не видит, лишь бы открыл глаза, что это пустые слова, в которых ничего нет действительного, так как нет добра. Кто бы не мог так мыслить и так говорить, даже с уверенностью и доверием, думая в то же время об аде и вечном осуждении? Разве такой человек желает знать что-либо более об истине или о добре? По вопросу об истине он говорит: "Что такое истина, как не подтверждение этой веры?" По вопросу о добре он говорит: "Что такое добро, как не то, что во мне по этой вере? Но чтобы оно было во мне, я не стану его творить как бы сам собою, ибо это ради заслуги, а добро, вменяемое в заслугу, не есть добром". Так он минует все, до того, что не ведает, что такое зло. Что же тогда исследует он и увидит в себе? Тогда его состояние не будет ли таким, а именно: огонь вожделений зла пожирает внутренние его духа и их опустошает вплоть до двери. Он стережет лишь эту дверь, дабы пожар не обнаружился, но она открывается по смерти, и тогда этот пожар обнаруживается перед всеми.

В-третьих. О тех, которые из-за мирских дел нисколько не помышляют о грехах и, следовательно, не могут их знать. Это любящие мир выше всего и не допускающие никакой истины, отклоняющей их от какой-либо неправды их религии, говоря в себе: "Что это? Оно не присуще мысли моей". Таким образом, они отвергают истину, лишь только ее услышат, а слыша - подавляют ее. Они поступают почти так же, слушая проповеди: удерживают из них несколько слов, не удерживая ничего существенного. Поступая таким образом относительно истины, они не знают, следовательно, что такое добро, ибо истина и добро составляют одно, и через добро, не идущее от истины, зло не познается, разве только говорится, что оное есть тоже добро, и это с помощью рассуждений, основанных на лжи. Они-то разумеются под семенами, упавшими в тернии, о которых Господь так говорит:

Иное упало в терние, и выросло терние и заглушило его. Это кто слышит Слово, но забота века сего и обольщение богатства заглушает Слово, и оно становится бесплодным. Матф. ХIII, 7, 22. Марк, IV, 7, 18, 19. Лука, VIII, 7, 14.

В-четвертых. О тех, которые благоволят к грехам и не могут их знать. Это признающие Бога и служащие Ему по обычным формам, и утвердившиеся в идее, что известное зло, которое есть грех, не есть грехом. Ибо они переиначивают его с помощью иллюзий и видимостей и скрывают его громадность; сделав это, они благоволят к нему и делаются его другом и приятелем. Сказано, что признающие Бога поступают так, ибо другие не признают никакого зла грехом, так как всякий грех против Бога. Но это будет пояснено примерами. Человек, жадный к наживе, считающий, по измышленным доводам, некоторые виды мошенничества дозволительными, не принимает их за грех; также поступает подтвердивший в себе месть против врагов, и подтвердивший ограбление тех, кто не суть боевыми врагами.

В-пятых. У всех таких грехи не проявляются и, следовательно, не могут быть удалены. Всякое не проявляющееся зло остается в духе; оно - как огонь в дереве под пеплом и тоже как сукровица в ране не открытой, ибо всякое замкнутое зло усиливается и не прекращается, пока не изведет всего. Поэтому, дабы никакое зло не оставалось замкнутым, попускается каждому мыслить за Бога или против Бога, за святое Церкви или против него, не будучи за это в миру наказанным. Господь так выражается по этому поводу в Исаие:

От ступней до главы ничего здравого, рана, и порез, и свежая язва, не зажатые, не обвязанные, не смягченные елеем. Омойтесь, очиститесь, удалите лукавство ваших дел от очей Моих, прекратите творить зло; научитесь творить добро; и тогда, если грехи ваши будут как багрянец, обелятся они как снег, если они будут красны, как пурпур, то соделаются как шерсть. Если все откажетесь и воспротивитесь, то мечом будете пожраны. Ис. I, 6,16,17,18,20.

Быть пожрану мечом - значит погибнуть от неправды.

В-шестых. Причина, не известная доныне, по которой зло не может быть удалено, если только оно не разыскано, не проявлено, не признано, не исповедано, и если не отступятся от него. В предыдущем было изложено, что целое небо расположено обществами по чувствам добра, противоположным вожделениям зла, и целый ад расположен обществами по вожделениям зла, противоположным чувствам добра. Каждый человек духом своим в каком-либо обществе: в обществе небесном, если он в чувстве добра, и в обществе адском, если он в вожделении зла. Человек не знает этого, живя в миру; но, тем не менее, духом он в каком-либо обществе; без этого он не может жить, и этим он управляем Господом.

Если он в адском обществе, то не может быть извлечен из него Господом иначе, как по Законам Его Божественного Провидения, между которыми есть тот, чтобы человек видел, что он там, желал бы оттуда выйти и усиливался это сделать сам собою. Человек это может, пока в миру, но не по смерти, ибо тогда он вечно останется в обществе, в которое вступил, будучи в мире. По этой причине человек должен исследовать себя, видеть и признавать свои грехи, покаяться и затем устоять до конца жизни. Что это так, я бы мог подтвердить многочисленными опытами до полного убеждения, но здесь не место приводить доказательства, извлеченные из опытов.

279. III. Насколько зло удалено, настолько оно отпущено. Заблуждение века - мысль, что зло отделено от человека и даже выброшено вон, когда оно отпущено, и что состояние жизни человека может быть изменено в одну минуту, даже в состояние противоположное; что, таким образом, злой человек может стать добрым, следовательно, быть возведенным из ада и перенесенным в Небо, и это по непосредственной Благости Господней. Но питающие такое верование и такое мнение вовсе не знают, что такое зло и что такое добро, не имеют никакого познания о состоянии жизни человека и вовсе не ведают, что чувства, присущие воле, суть простыми изменениями и вариациями состояния чисто органических субстанций духа; что мысли, присущие разумению, суть простыми изменениями и вариациями форм этих субстанций, а память - продолженным состоянием этих изменений. По этим сведениям можно ясно видеть, что зло может быть удалено лишь постепенно, и отпущение грехов не есть удалением его.

Все это сказано вкратце; но недоказанное может быть признано, но не усвоено; а не усвоенное - как колесо, которое вертят рукою. Итак, сказанное будет доказано, одно за другим, в том порядке, как оно представляется.

Во-первых. Заблуждение века - мысль, что зло отделено и даже выброшено вон, когда оно отпущено. Что всякое зло, в котором родится человек и которого он набирается актуально, не отделяется от человека, но удаляется до того, что не показывается, - мне было дано познать от Неба. До этого я был в убеждении, в котором большая часть людей в мире, что зло, когда отпущено, то отброшено, омыто и очищено, как нечистота лица водою. Но не так со злом и грехами; они все остаются, и когда, после покаяния, отпущены, то отнесены к краям; и тогда то, что в центре, находясь прямо под лицезрением, показывается в свете дня, а то, что по краям, представляется в тени и иногда как бы во мраке ночи. И так как зло не отделяется, а только удаляется, то есть относится к краям, и человек может быть перенесен от центра к перифериям, то может случиться, что он возвращается к своему злу, которое он мыслит как отброшенное.

В самом деле, человек таков, что может перейти от одного чувства к другому, и иногда к чувству противоположному, и, таким образом, из одного центра в другой. Чувства любви человека составляют центр, пока они обретаются в нем, ибо тогда он в удовольствии и свете этого чувства.

Есть люди, которые по смерти вознесены Господом в Небо, потому что жили хорошо, но которые унесли с собою верование, что они чисты от грехов и, следовательно, ни в чем не виноваты. Они сперва, по верованию своему, облечены были в белые одеяния, ибо белые одеяния означают состояние очищения от зол. Но затем, как в Мире, они начинают мыслить, что они как бы омыты от всякого зла, и поэтому славиться, что не такие они грешники, как другие, и это может быть с трудом отделено от некоторой гордости и некоторого презрения к другим по сравнению с собою. Тогда, дабы отклонить их от измышленного верования, они отсылаются с Неба и водворяются во зле, которое себе усвоили в Мире; и в то же время им показано, что они также в наследственном зле, о котором вовсе не знали прежде. По признании же ими, что их зло не отделено от них, но лишь удалено, что, таким образом, они по себе нечисты, что они даже одно зло, и что Господь их отклоняет от зол и удерживает в добре, а им лишь кажется, что это как бы ими, - они опять вознесены Господом в Небо.

Во-вторых. Заблуждение века, что состояние жизни человека может быть изменено в одну минуту, что, таким образом, злой может сделаться добрым, следовательно, быть выведенным из ада и тотчас перенесенным в Небо, и оное по непосредственной Благости Божьей. В таком заблуждении обретаются отделяющие милосердие от веры и полагающие спасение в одной вере, ибо они воображают, что одна мысль и произнесение слов, относящихся к этой вере, если оно с уверенностью и доверием, оправдывают и спасают; многие даже предполагают, что это совершается мгновенно, если не ранее, то, по крайней мере, в последний час жизни человека.

Такие не могут иначе, как верить, что состояние жизни человека изменяется в одну минуту, и человек спасен по непосредственной Благости. Но что Благость Господня не непосредственна, и человек не может из злого сделаться добрым в одну минуту, быть выведенным из ада и перенесенным в рай, иначе как через постоянные действия Божественного Провидения, от детства человека и до конца жизни его, увидится в последнем параграфе этого Трактата. Только будет замечено, что законы Божественного Провидения имеют целью преобразование и, таким образом, спасение человека, - следовательно, перевороты его состояния, по рождению адского, в противоположное небесное. Это может совершаться лишь постепенно, по мере того, как человек удаляется от зла и от удовольствия зла, и вступает в добро и в удовольствие добра.

В-третьих. Питающие такие верования вовсе не знают, что такое зло и что такое добро. В самом деле, они не знают,что зло есть удовольствие вожделения поступать и мыслить против Божественного порядка, и добро есть удовольствие любви поступать и мыслить согласно с Божественным порядком; что мириады вожделений входят в каждое зло и составляют его, и что, подобно тому, мириады чувств любви входят в каждое добро и составляют его; и во внутренних человека эти мириады вожделений в таком порядке и сцеплении, что одно зло не может быть изменено, если не изменены одновременно все.

Не знающие этого могут иметь верование или мнение, что зло, представляющееся перед нами как единичное, может быть легко отклонено, и что добро, представляющееся перед нами тоже единичным, может быть поставлено на место зла. Так как они не знают ни что такое зло, ни что такое добро, то они лишь могут верить, что спасение совершается в минуту и что благость непосредственна. Но что оное не так - видно будет из последнего параграфа этого Трактата.

В-четвертых. Верующие, что спасение совершается мгновенно, и что благость непосредственна, не знают, что чувства, присущие воле, суть простыми изменениями состояния чисто органических субстанций духа; что мысли, присущие разумению, суть простыми изменениями и вариациями форм этих субстанций; а память есть продолженным состоянием этих изменений и этих вариаций. Кто, услышав, не признает, что чувства и мысли существуют лишь в субстанциях и в формах этих субстанций, которые суть субъектами, и так как они существуют в мозгах, наполненных субстанциями и формами, то и называются формами чисто органическими? Ни один человек, мыслящий рационально, не удержится от смеха над фантазиями тех, кто предполагает, что чувства и мысли не суть в субстанционных предметах, но что это пары, видоизменяемые теплотою и светом, появляющиеся как образы в воздухе и эфире.

Тогда как мысль не может существовать отдельно от формы субстанционной, так же, как не может зрение без своей формы, которая есть глаз, как слух без своей, которая есть ухо, и вкус без своей, которая - язык. Рассмотри мозг, и ты увидишь бесчисленные субстанции и бесчисленные волокна, и ничего в нем нет неорганизованного. На что лучше подтверждение, как получаемое от глаза?

Но спрашивается, что такое чувство и что такое мысль в предметах субстанционных? Это может быть выведено из всех частей и каждой, которые в теле. В нем множество черев, каждое в определенном месте, исполняющих свою службу изменениями и вариациями состояния и форм. Что они каждое в своих операциях - достоверно: желудок в своих, кишки в своих, чресла в своих, печень, поджелудочная железа, селезенка - каждое в своих; и что все эти действия движимы внутренне; быть же движиму внутренне - это быть движиму изменениями и вариациями состояния и формы. Из того можно видеть, что действия чисто органических субстанций духа - подобного же свойства, с тою разницею, что действия субстанций органических тел природно, те же, от духа, - духовны, и что те и другие по соответствию составляют одно.

Нельзя показать наглядно., каковы изменения и вариации состояния и формы органических субстанций духа, которые суть чувствами и мыслями; но, тем не менее, их, как в зеркале, можно видеть по изменениям и вариациям состояния легкого в речи и пении. И даже соответствие есть, ибо звуки речи и пения, а также артикуляция звука, которою суть слова речи, и модуляция пения совершаются легким; звук же соответствует чувству, а речь - мысли. Они и производятся по чувству и мысли, и оное совершается изменениями и вариациями состояния и формы органических субстанций в легком и, по легкому, через дыхательное горло, в гортани и в гортанном отверстии, затем в языке и, наконец, в губах. Первые изменения и вариации состояния и формы звука совершаются в легком, вторые в дыхательном горле и гортани, третьи в гортанном отверстии через различные отверстия его устья, четвертые в языке, посредством приложения его к небу и к зубам, пятые в губах, через различные формы. Из этого можно видеть, что простые изменения и вариации состояния органических форм, постепенно продолженные, производят звуки и их артикуляцию, принадлежащую речи и пению.

Теперь, так как звук и речь не производятся ничем иным, как только чувствами и мыслями духа, ибо ими они существуют, а без них не существовали бы, то очевидно, что чувства воли суть чисто органическими изменениями и вариациями субстанций духа, а мысли разумения - изменениями и вариациями форм этих субстанций.

Из того, что чувства и мысли суть чистыми изменениями состояния форм духа, явствует, что Память есть не что иное, как продолженное состояние этих изменений. Ибо все изменения и вариации состояния в органических субстанциях таковы, что раз став привычными, они остаются. Таким образом, легкие привыкли производить различные звуки в дыхательном горле, варьировать их в гортани, выражать языком и видоизменять во рту; и когда эти органические части к тому усвоены, то эти звуки в них и могут быть воспроизведены. Что эти изменения и вариации бесконечно совершеннее в органических частях духа, чем в органических частях тела, видно по сказанному в DLW 119-204, где показано, что все совершенства растут и повышаются со степенями и по степеням. Об этом предмете смотрите более подробно ниже (н. 319).

280. Что грехи, когда они отпущены, также и удалены, в том опять заблуждение века. В оном заблуждении верующие, что через Таинство Евхаристии отпущены им грехи, хотя они не удалили их покаянием. В таком же заблуждении верующие, что они одною верою спасутся, и верующие в спасение через разрешение папы. Все такие верующие веруют в Благость непосредственную и в спасение мгновенное.

Но предложение в обратном виде становится истиною, а именно, что когда грехи удалены, то они отпущены, ибо покаяние должно предшествовать отпущению, без покаяния же нет никакого отпущения. Поэтому Господь повелел ученикам проповедовать покаяние для отпущения грехов (Лук. XXIV, 47), и Иоанн проповедовал крещение покаяния для отпущения грехов. Господь всем отпускает грехи, никого не осуждает и никому не вменяет, но, тем не менее, не может их снять иначе, как по законам Божественного Провидения, ибо, как сказал Он Петру, который спросил Его, сколько раз должен он прощать согрешившему против него брату, не до семи ли раз? - что должен он прощать не до семи, но до седмижды семидесяти раз (Матф. XVIII, 21, 22), чего же бы не соделал Господь, Который есть сама Благость?

281. IV. Таким образом, зло попускается для цели, которая есть спасение. Известно, что человек в полной свободе мыслить и желать, но не в полной свободе говорить и делать то, что мыслит и желает. Ибо он может мыслить как атеист, отрицать Бога, богохульствовать над святостями Слова и Церкви, может желать словами и действиями совершенно уничтожить их, но законы гражданские, нравственные и духовные препятствуют тому. Посему он содержит во внутреннем своем эти нечестия и злодейства, мысля о них и желая, даже стремясь к ним, но не творя. Человек не атеист, тоже в полной свободе держать в мысли многое, относящееся ко злу, например, мошенничества, сластолюбие, месть и другие безумия, что иногда и делает он. Кто бы мог поверить, что если б человек не имел полной свободы, то не только бы он не мог спастись, но погиб бы весь?

Да узнают тому причину. Всякий человек по рождению во зле различных родов; это зло в его воле, а то, что в воле, любимо, ибо то, что человек желает от внутреннего, он любит, а того, что он любит, желает он. Любовь же воли влияет на разумение и совершает то, что удовольствие ее осуществляется в нем, оттуда она идет в мысли и также в намерения. Если бы не дозволено было человеку мыслить по любви своей воли - любви, по наследственности врожденной в нем, - то любовь эта осталась бы замкнутою и не явилась бы на вид человеку. Но любовь зла, не показывающаяся, - как неприятель в засаде, как сукровица в нарыве, как яд в крови, как нагноение в груди, - все оное, удержанное в сокрытии, приводит смерть. Но когда дозволено человеку мыслить зло своей жизненной любви до того, что держать его в намерении, это зло исцеляется средствами духовными, как болезни средствами природными.

Чем бы стал человек, если б ему не было попущено мыслить по удовольствиям его жизненной любви, будет изложено теперь. Он бы не был человеком, он потерял бы свои две способности - свободу и рациональность, - в которых состоит сама человечность; удовольствия этих зол заняли бы внутренние его духа до степени замкнутия двери; и тогда он бы мог говорить и поступать лишь сообразно с этим злом; следовательно, был бы безумен не только в собственных глазах, но и в глазах мира, и, наконец, не сумел бы прикрыть своей наготы. Но дабы он не стал таким, ему попущено мыслить и желать свое наследственное зло, но не высказывать и творить его.

И этим временем он поучается вещам гражданственным, нравственным и духовным, которые даже входят в его мысли и удаляют эти безумия, и таким образом он исцеляется Господом, но не дальше, как до умения стеречь дверь, разве только он признает Бога и испросит Его помощи, дабы мочь устоять против этих зол; и тогда, насколько он удерживается, настолько он не допускает этих безумий в свои намерения и, наконец, в свои мысли. Для того человеку свобода мыслить, как ему угодно, дабы любовь его жизни выходила из своего укрытия на свет разумения его, так как иначе он ничего не знал бы о своем зле и, следовательно, не мог бы избегать его. Из чего явствует, что его зло выросло бы до того, что ему бы не осталось средств восстановления, и с трудом обладали бы такими средствами дети его, если б он их родил. Ибо зло отца переходит в род его; но Господь способствует Промыслом, дабы того не происходило.

282. Господь мог бы исцелить разумение всякого человека и, таким образом, соделать, чтобы каждый человек мыслил не зло, но добро; Он мог бы это сделать с помощью различных страхов, чудес, разговоров с умершими, видений и снов. Но исцелить одно разумение - это исцелить человека только внешне, ибо разумение со своею мыслию есть наружное жизни человека, а воля со своим чувством есть внутреннее его жизни. Исцеление одного разумения было бы изменением паллиативным, через которое внутренняя порча, замкнутая без возможности выступить, извела бы сначала части ближайшие, а затем отдаленнейшие, до того, что все пришло бы в состояние смерти.

Сама воля должна быть исцелена не по наитию в нее разумения, так как такого наития нет, но по учению и увещанию согласно с разумением. Если бы одно разумение было исцелено, человек бы стал как труп набальзамированный или покрытый ароматами и розами, которые вскоре извлекли бы из трупа такое зловоние, что никто бы приблизиться не смог. То же было бы с небесными истинами в разумении, если бы дурная любовь воли удерживалась замкнутою.

283. Если человеку попущено мыслить зло до того, чтобы держать его в намерении, то это, как было сказано, дабы оно было удалено посредством вещей гражданственных, нравственных и духовных, что бывает, когда он мыслит, что оные против справедливого и должного, против честного и благопристойного, и против добра и истины, таким образом, против спокойствия, веселия и счастия жизни. Господь с помощью этих трех родов расположений исцеляет любовь жизни человека, сначала - это правда - страхом, а затем любовью.

Тем не менее, зло не отделено и не отброшено от человека, а лишь отодвинуто и отложено на края, и когда оно там, а добро в середине, то зло не показывается, ибо то, что в середине, прямо под лицезрением, видимо и сознаваемо. Но надобно знать, что хотя бы добро было в середине, человек от этого не в добре, если зло, которое по краям, не склоняется вниз или наружу. Если оно смотрит вверх или вовнутрь, то оно не удалено, ибо постоянно усиливается вернуться в середину. Оно склоняется и смотрит вниз или наружу, когда человек избегает зол своих как грехов, и еще более, когда он отвращается от них, ибо тогда он осуждает их и придает аду, и делает, что они обращаются в ту сторону.

284. Разумение человека есть приемник как добра, так и зла, и как истины, так и лжи. Но не то с самою волею человека: она должна быть во зле или в добре, и не может быть и в том, и другом; ибо воля есть сам человек, и в ней любовь его жизни. Но добро и зло в разумении разделены, как внутреннее и внешнее; оттуда человек может быть внутренне во зле и внешне в добре. Когда же человек преобразуется, то добро и зло становятся вместе, и тогда - столкновение и борьба; сильная борьба называется искушением. Но если не сильна она, то бывает как брожение вина или пива. Если добро побеждает, то зло со своею ложью отталкивается к краям, как отстой, падающий на дно бочонка, а добро становится, как перебродившее вкусное вино или светлое пиво. Но если побеждает зло, тогда добро со своею истиною отталкивается к краям и становится мутным и испорченным, как не перебродившее вино и пиво. Сравнение сделано с дрожжами, ибо в Слове дрожжи (или закваска) означает зло, как у Осии, VII, 4; Лука, XII, 1 и в других местах.