Глава 7. Милосердие, или любовь к ближнему, и добрые дела (5)

459. Здесь я приведу несколько примеров из своего опыта. Вот первый.

Я увидел вдали пять школ, окружённых разноцветным светом: первая была в огненном свете, вторая - в жёлтом, третья - в ослепительно белом, четвёртая - в свете среднем между полуденным и вечерним, а пятая была вообще едва видна, поскольку была как бы скрыта вечерней тьмой. Видно было, как по дорогам ездили люди на лошадях, в каретах и пешком. Некоторые из них бежали, торопясь в ту школу, которая сияла огненным светом. При виде их мной овладело желание пойти туда и послушать, что будет обсуждаться. Поэтому я быстро собрался и примкнул к тем, кто спешил в первую школу, войдя с ними вместе внутрь. Там, как оказалось, собралось множество людей, которые рассаживались направо и налево по скамьям вдоль стен. Перед собой я увидел низкую площадку, на которой стоял человек, выбранный председателем, с жезлом в руке, в головном уборе и одеянии под цвет огненного света школы.

Когда все собрались, он объявил: "Братья! Тема, обсуждаемая сегодня, звучит так: что такое милосердие? Наверное, каждый из вас знает, что милосердие по сущности своей духовно, а по проявлению - природно."

Тут же встал один из сидевших на первой скамье слева, из тех, что славились своей мудростью, и сказал: "Я считаю, что милосердие - это нравственность, вдохновлённая верой". Вот чем он подкрепил своё мнение. "Найдётся ли кто-нибудь, кому не известно, что милосердие следует за верой, как слуга за своей госпожой? И что человек, у которого есть вера, исполняет закон, а значит и милосердие, настолько непроизвольно, что даже не знает, что живёт по закону и милосердию. Ибо если бы он знал и поэтому делал, думая благодаря этому обрести спасение, то замарал бы свою святую веру своей самостью, нанося этим ущерб её действенной силе. Разве не соответствует это учению Церкви нашей страны?" Тут он оглянулся на сидящих позади него, среди которых некоторые были из духовенства, и те согласно закивали.

"Но что же такое непроизвольное милосердие, как не нравственность, которой нас всех обучают с детства? Поэтому оно по сущности природно, но становится духовным, когда вдохновляется верой. Может ли кто, глядя на нравственность людей, сказать, есть у них вера или нет? Нравственной жизнью живёт любой, однако только Бог, насаждающий и прививающий веру, может распознать и отличить это. Поэтому я придерживаюсь мнения, что милосердие - это нравственность, вдохновлённая верой, и такая нравственность, благодаря вере в глубине её, ведёт к спасению; любая другая - не ведёт к спасению, поскольку имеет целью заслугу. Поэтому напрасны труды тех, кто пытается смешать милосердие и веру, то есть соединить их внутренне, вместо того, чтобы связывать их внешне. Смешивать и соединять их - это всё равно, что сажать в карету к епископу лакея, который должен стоять на запятках, или приглашать привратника в столовую отобедать с господином".

Затем поднялся некто с первой скамьи справа и сказал: "Я считаю, что милосердие - это набожность, вдохновлённая состраданием. В подтверждение своих слов скажу следующее. Ничто так не умилостивляет Бога, как набожность, основанная на сердечном смирении. Набожный непрестанно молится, чтобы Бог дал ему веру и милосердие; а Господь говорит:

Просите, и дано будет вам. Матф. 7:7.

И поскольку набожному даётся, то и вера с милосердием пребывают в нём. Я сказал, что милосердие - это набожность, вдохновлённая состраданием, потому что всякая преданная набожность есть сострадание. Набожность вызывает у человека сердечные стенания, а ведь это не что иное, как сострадание. Правда, это уходит, как только молитва окончена, но возвращается, когда мы молимся вновь, и, возвращаясь, приносит с собой набожность; таким образом, в милосердии есть набожность. Наши священники приписывают всё способствующее спасению вере, и ничего - милосердию; что же остаётся тогда, кроме набожности, горячо молящейся о том и другом? Когда я читал Слово, я не мог не видеть, что милосердие и вера - это два средства спасения; однако, когда я спросил у служителей Церкви, мне сказали, что вера - единственное средство, а милосердие бесполезно. Тогда мне показалось, что я на корабле, которого бросает в море между двух скал, и, опасаясь кораблекрушения, я забрался в шлюпку и уплыл прочь. Моя спасительная шлюпка - набожность; а что ещё нужно, если набожность подходит для любых целей?"

Вслед за ним говорил сидевший на второй скамье справа: "Я считаю, что милосердие - значит делать добро как честным, так и преступникам. Эту точку зрения я подкреплю следующим. Что такое милосердие, как не сердечная доброта? А доброе сердце хочет добра всем, и честным, и преступникам. И Господь говорит, что мы должны благотворить врагам нашим. Поэтому, если вы отберёте своё милосердие у кого-то, то оно в той же степени перестанет существовать, и таким образом станет подобным человеку, который лишился одной ноги и ходит, подскакивая на оставшейся, не так ли? Преступник - совершенно такой же человек, как и честный; милосердие каждого рассматривает как человека, и если он - преступник, что мне до того? Милосердие действует как солнечное тепло, которое даёт жизнь и вредным животным, и полезным, как волкам, так и овцам. Благодаря нему дурные растения растут с тем же успехом, что и хорошие, терновник точно так же, как и виноградник". Сказав это, он взял в руки свежую виноградину и продолжил: "С милосердием, как с этой виноградиной: разрежьте её, и всё, что в ней было, вытечет". Он разрезал виноградину, и её содержимое вылилось.

После этой речи встал ещё некто со второй скамьи налево, и сказал: "Я считаю, что милосердие - это проявление всевозможной заботы о своих родственниках и друзьях, и вот чем я подкреплю своё мнение. Кому не известно, что милосердие начинается с себя самого? Каждый сам себе ближний. Поэтому милосердие распространяется по степеням близости, сперва к братьям и сёстрам, затем к ближайшим и более далёким родственникам, и, таким образом, распространение милосердия ограничено им же самим. Находящиеся за его пределами - чужие, а чужие внутренне не признаются, они как бы отстраняются от внутреннего человека. Но кровная родня и остальные родственники объединяются вместе по природе, а друзья - по привычке, которая есть вторая природа, и они становятся ближними. Милосердие может присоединять к себе людей внутренне, а потому и внешне. Тех же, которые не присоединены внутренне, надо называть лишь товарищами.

Ведь все птицы узнают своих родных не по оперению, а по голосам, а когда они близко - по жизненной сфере, исходящей от их тел. Привязанность к своей родне, которая держит их вместе, называется, в случае птиц, инстинктом, но та же самая привязанность у человека к своей семье и своим людям, есть инстинкт истинно человеческой природы. Что делает нас родными, если не кровь? Это то, что чувствует, можно сказать, чует ум человека, то есть его дух. Сущность милосердия состоит в этих родственных чувствах и симпатии, которую они пробуждают. С другой стороны, отсутствие родственности, дающее в свою очередь начало антипатии, - это как бы отсутствие общей крови и поэтому милосердия. Поскольку привычка - вторая природа, и она тоже составляет своего рода родственность, то, следовательно, милосердие подразумевает и добрые дела по отношению к друзьям. Когда, плывя по морю, человек высаживается в каком-либо порту и обнаруживает, что это - чужая страна, ни языка, ни обычаев которой он не знает, разве не становится ему как-то не по себе, так что он не испытывает никакой радости от любви к ним? Но если ему говорят, что это его родная страна, и он узнаёт её язык и обычаи, то он чувствует себя как дома, и ощущает радость любви, то есть удовольствие милосердия".

Следующим поднялся один из сидевших на третьей скамье справа и начал громко: "Моё мнение таково. Милосердие - это подаяние бедным и помощь нуждающимся. Нет никакого сомнения в этом, потому что Слово Божье учит этому, а его предписания не допускают возражений. Давать богатым или состоятельным - не более чем хвастливая суета, лишённая милосердия, но продиктованная представлением о награде. В этом не может быть никакой настоящей склонности любить ближнего, но одна поддельная склонность, приемлемая на земле, но не на небесах. Посему надо помогать только нуждающимся и неимущим, ибо при этом исключено понятие о воздаянии. В том городе, где я живу, где я знаю, кто честен, а кто негодяй, я наблюдал, что, видя нищего на улице, любой честный останавливается и подаёт ему; нечестивец же, уловив взгляд нищего в свою сторону, проходит мимо, будто слепой, чтобы не видеть его, и глухой, чтобы не слышать его голоса. Да разве не известно, что у честного есть милосердие, а у нечестивца - нет? Тот, кто подаёт нищим и помогает нуждающимся, подобен пастырю, ведущему своих голодных и жаждущих овец на пастбище и водопой; а дающий только богатым и состоятельным подобен тому, кто поклоняется идолам преуспевания или навязывает пищу и питьё страдающему от обжорства".

Затем некто с третьей скамьи слева встал и произнёс: "Я считаю, что милосердие состоит в том, чтобы строить приюты, больницы, детские дома и ночлежки, и помогать им пожертвованиями. В подтверждение этого скажу, что такого рода благодеяния и помощь являются общественными и неизмеримо превосходят благодеяния частные. Вследствие этого милосердие становится богаче и полнее добротой, поскольку добрые дела многочисленны, и обильнее становится воздаяние за дела, обещанное в Слове. Ибо как вспашешь и посеешь, так и пожнёшь. Разве это не то же, что подаяние нищим и помощь нуждающимся, только в большем масштабе? Разве не сулит это каждому одобрение мира и, в то же время, похвалу и скромные слова благодарности тех, кому оказана помощь? Разве всё это не возносит сердце и склонность его, которую называют милосердием, до высших пределов? Богатые люди не ходят по улицам, а ездят, и они не могут замечать всех нищих, сидящих по сторонам у стен, и давать им мелкие монеты; но они делают взносы, которые служат сразу многим. Люди же помельче, которые ходят по улицам, и не имеют таких средств, - они пусть поступают иначе".

Услышав это, один из сидевших на той же скамье внезапно перебил его, закричав: "Пусть богатые, тем не менее, не оценивают свою исключительную щедрость и великолепие своего милосердия выше скудной помощи одного бедняка другому. Ибо мы знаем, что каждый действует так, как подобает его положению, будь то царь или судья, начальник или подчинённый. Милосердие, рассмотренное по сущности, зависит не от высоты положения дающего и величины его дара, а от глубины чувства, побуждающего человека к милосердному поступку. Так что лакей, подающий мелкую монету, возможно, приносит свой дар с большим милосердием, чем господин, дарующий или завещающий целое состояние. Всё это подтверждается также и следующими словами:

Иисус увидел богатых, клавших дары свои в сокровищницу; увидел также и бедную вдову, положившую туда две мелкие монеты, и сказал: истинно говорю вам, что эта бедная вдова больше всех положила. Лука 21:1-3.

Затем поднялся один из сидевших на четвёртой скамье слева и сказал: "Мне кажется, что милосердие заключается в том, чтобы вносить пожертвования богослужебным учреждениям и оказывать услуги их служителям. Подтвердить это можно тем, что когда человек делает это, в его уме - святая цель, которая и движет им, и освящает в то же время его дары. Милосердие требует этого, потому что оно в сущности своей свято. Разве не свято любое богослужение в Церкви? Ведь Господь говорит:

Где двое или трое собраны во имя Моё, там Я посреди них. Матф. 18:20.

Богослужение ведут Его слуги, священники. Из этого я делаю заключение, что дары, приносимые священникам и церквам, намного выше приношений другим людям и на другие цели. Кроме того, священникам дана власть благословлять, и этой властью они освящают дары. И потом, ничто так не обогащает и не радует ум, как созерцание стольких святынь, принесённых тобой в дар".

Затем поднялся один из сидевших на четвёртой скамье справа и сказал: "Моё мнение, что милосердие - это древнее Христианское братство; и в подтверждение его приведу то обстоятельство, что любая Церковь, поклоняющаяся истинному Богу, начинается с милосердия, как и древняя Христианская Церковь. И поскольку милосердие соединяет умы и многих собирает в одно целое, они называли себя братьями, а Иисуса Христа своим Богом. А поскольку их окружали со всех сторон варварские народы, наводившие на них страх, они собирали свою собственность в общественное владение, которому они были рады вместе и единодушно. Каждый день на своих встречах они говорили о Господе Боге Спасителе своём, Иисусе Христе; а за обедами и ужинами рассуждали о милосердии, и в этом был источник их братства. Но в последующее время, когда стали возникать схизмы, вылившиеся в отвратительную ересь Ариан, которая у многих людей уничтожила понятие о божественности Человечности Господа, милосердие вышло из употребления и братство распалось. Это правда, что все поклоняющиеся Господу в истине и исполняющие Его Заповеди - братья (Матф. 23:18), но братья по духу. А поскольку ни о ком теперь нельзя узнать, каков он по духу, то бессмысленно уже называть друг друга братьями. Братство, основанное единственно на вере, тем более на вере в какого-либо другого Бога, нежели в Господа Бога Спасителя, - это не братство, потому что милосердие, которое и делает его настоящим братством, в такой вере отсутствует. Посему я заключаю, что милосердие - это братство древних Христиан, но не теперешних, ибо те времена прошли. Тем не менее, я предсказываю, что они вернутся вновь". Когда он произнёс эти слова, сквозь восточное окно проник пламенный свет, отразившийся на его щеках, и собравшиеся изумились увиденному.

Наконец, встал некто с пятой скамьи слева и попросил разрешения внести некоторые дополнения в то, о чём говорил последний выступавший. Получив разрешение, он сказал: "Я считаю, что милосердие означает прощение каждому его провинностей. У меня сложилось такое мнение, когда я наблюдал, что обычно говорят друг другу люди, когда идут к Святому Причастию; ведь некоторые говорят при этом своим друзьям: "Простите мне всё плохое, что я сделал", - думая, что этим выполнили все требования милосердия. Но мне кажется, что это - лишь картина, изображающая милосердие, но никак не настоящий образ его сущности. Ибо такие слова говорят и те, кто не прощает, и те, кто не прикладывает никаких усилий для приобретения милосердия; а таковые не принимаются в число упомянутых в молитве, которой учил Сам Господь: "Отец, прости нам прегрешения наши, так же, как мы прощаем обижающих нас". Ведь провинности подобны язвам, которые, если их не вскрыть и не залечить, становятся скоплением гноя, поражая соседние области, расползаясь вокруг, как змеи, и превращая кровь в гной. То же самое происходит и с прегрешениями против ближнего; если от них не избавиться покаянием и жизнью по Заповедям Господа, то они остаются и укореняются. Те, которые не каются, а только молятся Богу простить им грехи, подобны жителям охваченного чумой города, которые идут к градоначальнику и просят его: "Господин, излечи нас!" Градоначальник скажет им: "Что значит - излечи? Идите ко врачу и выясните, какие лекарства вам нужны, купите их у аптекаря, используйте их и будете здоровы". Так и Господь скажет просящим о прощении своих грехов без настоящего покаяния: "Откройте Слово и прочтите у Исаии, что Я сказал:

Горе народу грешному, обременённому беззакониями. Когда вы простираете руки ваши, Я закрываю от вас очи Мои; и если даже вы молитесь снова и снова, Я не слышу. Омойтесь, удалите злые деяния ваши от очей Моих; перестаньте делать зло, научитесь делать добро. И тогда грехи ваши будут изглажены и прощены. Исаия 1:4,15-18.

Когда речи закончились, я поднял руку и попросил разрешения, хоть я и чужой, высказать своё мнение. Председатель спросил у собрания, и поскольку согласие было получено, я заговорил: "Я думаю, что милосердие означает поступать рассудительно по любви к справедливости в каждом деле и занятии; но по любви от Господа Бога Спасителя, а не из иного источника. Всё, что я слышал от сидящих на скамьях справа и слева, - это широко известные примеры милосердия. Но, как сказал председатель собрания в своём вводном замечании, милосердие по сущности - духовно, но в том, что из него получается - природно. Природное милосердие, если внутренне оно духовно, ангелам представляется прозрачным, как бриллиант. Но если оно внутренне не духовно, а чисто природно, то представляется ангелам жемчужным, наподобие глаза варёной рыбы.

Не мне говорить, духовно или нет то милосердие, которое вдохновляет приведённые вами один за другим общеизвестные образцы милосердия. Но я могу сказать, какого рода духовность должна быть в них для того, чтобы они могли быть природным выражением духовного милосердия. Их духовность состоит в том, чтобы они делались рассудительно по любви к справедливости, то есть чтобы человек, когда делает нечто милосердное, следил, действует ли он по справедливости; и поможет ему в этом рассудительность. Ибо благодеянием можно сделать и зло, а можно с виду злыми средствами делать добро. Например, добрым делом можно нанести вред, если дать нуждающемуся разбойнику денег, чтобы тот купил себе меч, хотя тот и не сказал, когда просил, на что ему нужны деньги. Или если помочь ему бежать из тюрьмы и показать ему дорогу в лес, говоря про себя: "Не моя вина, что он грабит проезжих людей; я помог такому же человеку, как и я". Другой пример: если кормить лентяя и заботиться о том, чтобы его не заставляли работать, говоря: "Иди в комнату в моём доме и полежи на кровати; зачем тебе утомляться?", то это будет только потаканием лени. Опять же, если назначить на высокую должность кого-либо из родственников или друзей с дурными наклонностями, то он может натворить множество бед. Разве не ясно, что милосердные дела такого рода происходят никак не из рассудительности и не из любви к справедливости.

С другой стороны, можно совершать благодеяния, которые по внешнему виду будут выглядеть дурными поступками. Например, судья, который оправдывает злодея, поскольку он проливает слёзы, произносит жалостливые речи и просит простить его как ближнего, поступал бы действительно милосердно, если бы вынес приговор, положенный по закону и, таким образом, предотвратил бы его будущие злодеяния во вред обществу, то есть ближнему в более высокой степени. Кроме того, он избежал бы позора за неправедный суд. Кто не знает, что слуг для их же собственной пользы, когда они плохо поступают, наказывают их господа, а детей - родители? То же самое с теми, кто в аду, а они все любят поступать плохо. Когда они делают зло, их содержат в тюрьмах и наказывают, с позволения Господа, для их исправления. Так происходит потому, что Господь - сама справедливость, и всё, что делает, Он делает из самого правосудия.

Всё это ясно показывает нам, почему, как я сказал, милосердие происходит от любви к справедливости, соединённой с рассудительностью, но от любви, происходящей от Господа Бога Спасителя, а не из иного источника. Причина в том, что всё добро милосердия - от Господа; ибо Он говорит:

Кто пребывает во Мне, и Я в нём, приносит много плода, ибо без Меня не можете делать ничего. Иоанн 15:5.

А также:

Дана Мне вся власть на небесах и на земле. Матф. 28:18.

Всякая любовь к справедливости, соединённая с правосудием, не имеет иного источника, кроме Бога небес, Который является самой справедливостью и источником всей человеческой способности к правосудию (Иер. 23:5; 33:15).

Из всего этого можно заключить, что всё сказанное о милосердии сидящими справа и слева, а именно: что это нравственность, вдохновлённая верой; набожность, вдохновлённая состраданием; благодеяния как добрым, так и злым; всяческая забота о своих родственниках и друзьях; подаяние бедным и помощь нуждающимся, постройка больниц и поддержка их пожертвованиями, снабжение всем необходимым богослужебных заведений и оказание услуг священникам, что это - древнее христианское братство, и прощение каждому его прегрешений, - всё это превосходные образцы милосердия, если только они происходят от любви к справедливости, соединённой с правосудием. Иначе всё это не милосердие, а нечто вроде ручьёв, отрезанных от источника, питающего их, или ветвей, оторванных от дерева. Истинное милосердие состоит в том, чтобы верить в Господа и поступать честно и праведно во всяком деле и занятии. Поэтому каждый, кто по призыву Господа любит справедливость и проявляет её рассудительно, представляет собой образ и подобие милосердия".

За этими словами последовало молчание, какое обычно наступает, если слушавшие по своему внутреннему человеку, но не по внешнему ещё, признают сказанное истиной; я видел это по их лицам. Но внезапно я был унесён от них, вернувшись из духа в своё материальное тело. Природный человек, будучи облечён в материальное тело, невидим для человека духовного, то есть для любого духа или ангела, как и они для него.

460. Второй опыт.

Однажды, осматривая духовный мир, я услышал звук, напоминавший скрежет зубов, и ещё какой-то перестук вперемежку со скрипучими звуками. Я спросил, что это такое. Ангелы, бывшие со мной, ответили: "Это такие общины, мы называем их собраниями по интересам, где их члены проводят время в спорах. Так слышны их обсуждения издалека, но вблизи они звучат просто как споры".

Подойдя, я увидел несколько хижин, сделанных из плетёного тростника, скреплённого грязью. Я хотел посмотреть через окно, но окна не было, а в дверь меня не пустили, потому что если бы я вошёл, то внутрь проник бы небесный свет, что привело бы к путанице. Затем с правой стороны вдруг возникло окно, при этом я услышал сетования, что им приходится быть в темноте; но чуть позже окно возникло слева, а правое закрылось, и мало помалу тьма рассеялась. Теперь они могли видеть друг друга в подходящем для них свете, и мне разрешили войти в дверь и послушать.

В середине находился стол, вокруг которого располагались скамьи. Как мне показалось, они все стояли на этих скамьях, жарко споря о вере и милосердии. Одни из них отстаивали, что сущность Церкви - вера, другие - что милосердие. Те, что объявляли веру главной существенной частью Церкви, говорили: "Наши отношения с Богом направляет вера, а с людьми - милосердие, не так ли? Но вера в таком случае является небесной, а милосердие - земным. А ведь спасает нас небесное, но не земное. Далее, Бог с небес может дать нам веру, поскольку она небесна, тогда как человек должен приобретать себе милосердие, поскольку оно земное; то, что человек может дать себе сам, не имеет никакого отношения к Церкви и поэтому не спасает. Конечно, никто, таким образом, не может оправдаться в глазах Бога так называемыми делами милосердия. Поверьте, одна лишь вера служит не только нашему оправданию, но и нашему освящению, если только она не оскверняется обманом дел ради заслуги, из разряда милосердных". Они приводили ещё много других доводов.

Однако считавшие милосердие существом Церкви горячо возражали против этих доводов, утверждая, что не вера спасает, а милосердие. "Богу дорог всякий человек, Он желает добра всем, не так ли? А как иначе Бог может делать добро людям, если не при помощи самих людей? Разве Бог дал нам способность только говорить о том, что касается веры, но не делать то, что требует милосердие? Как же вы не видите, насколько нелепо с вашей стороны говорить о том, что милосердие - земное? Милосердие небесно, а поскольку вы не делаете добра милосердия, ваша вера - земная. Да и как же вы принимаете свою веру, если не подобно брёвнам или камням? "Слушая Слово", - скажете вы. Так как же может Слово воздействовать на того, кто просто слушает его? Как может оно подействовать на бревно или камень? Возможно, вы оживаете, сами не осознавая этого. Однако что это за оживание, если вы всего лишь в состоянии сказать, что одна только вера оправдывает и спасает? Ведь вы же не знаете, что такое вера, и какая именно вера спасает".

Затем встал некто, которого ангел, говоривший со мной, называл синкретистом. Он снял парик и положил его на стол, но тут же надел опять на голову, поскольку был лысым. "Послушайте, - сказал он, - все вы не правы. Истина в том, что вера духовна, а милосердие нравственно, но они, тем не менее, связаны. Связь осуществляется при помощи Слова, а также Духа Святого, а то, что получается, на самом деле можно назвать послушанием, хотя человек в нём никак не участвует; потому что когда в человека привносится вера, он осведомлён об этом не более, чем статуя. Я долгое время обдумывал этот вопрос и пришёл к окончательному мнению, что человек может принять от Бога ту веру, которая духовна, но к духовному милосердию может быть подвигнут Богом не более, чем деревянный чурбан".

Эта речь была встречена рукоплесканием со стороны отстаивавших одну веру, но освистана отстаивавшими милосердие. Они говорили возмущённо: "Послушай, друг, ты не знаешь, что есть нравственная жизнь духовная и есть нравственная жизнь чисто природная. Духовная нравственная жизнь бывает у тех, кто делает добро от Бога, но, тем не менее, как бы от себя, а чисто природная нравственная жизнь - у тех, кто делает добро, происходящее из ада, но всё же от себя".

Я говорил, что спор звучал подобно скрежету зубов и перестуку, смешанному со скрипучим звуком. Спор, похожий на скрежет зубов, исходил от тех, кто за единственную сущность Церкви принимал веру; перестук исходил от тех, кто за единственную сущность Церкви принимал милосердие, а скрипучий звук исходил от синкретиста. На расстоянии их голоса были слышны так по той причине, что в мире они все участвовали в спорах и не воздерживались при этом от зла; поэтому они не сделали ничего доброго, что происходило бы из духовного источника. Они, кроме того, не имели понятия о том, что вся вера - это истина, а всё милосердие - это добро, и что истина без добра - это не истина в духе, а добро без истины - это не добро в духе, так что одно состоит в другом.

461. Третий опыт.

Однажды в духе я был занесён глубоко в южную часть духовного мира, попав в какой-то сад; и я понял, что лучше сада я до сих пор не видел. Причина в том, что сад означает ум, а на юг отправляются все отличающиеся особенным умом. Именно это подразумевается под Садом Эдемским, где жил Адам со своей женой; а их изгнание оттуда означает то, что они лишились ума, а значит, и честной жизни. Гуляя по этому южному саду, я заметил сидевших под лаврами людей, которые ели инжир. Я подошёл и попросил у них немного инжира. Они дали, но инжир у меня в руках в тот же миг превратился в виноград. Я удивился этому, но ангельский дух, стоявший рядом, сказал: "Инжир превратился в твоих руках в виноград, потому что инжир по своему соответствию - это виды добра милосердия, а значит и веры, в природном, или внешнем, человеке, а виноград - это виды добра милосердия, а значит и веры, в духовном, или внутреннем человеке. Это произошло с тобой, поскольку ты любишь всё духовное. Ибо в нашем мире всё происходит, появляется и изменяется по соответствиям".

Вдруг мной овладело жгучее желание узнать, как может человек делать добро, исходящее от Бога, и притом будто бы сам по себе. Я спросил тех, что ели инжир, как они понимают этот вопрос. Они сказали, что могут понять этот вопрос только таким образом: Бог делает это внутренне, так, что человек совершенно не знает об этом. Потому что если бы человек осознавал происходящее и в таком состоянии делал добро, то это было бы лишь кажущееся добро, которое внутренне является злом. "Всё, что исходит от человека, - сказали они, - исходит от его самости, то есть от его врождённого зла. Как же тогда может добро, исходящее от Бога, соединиться со злом, исходящим от человека, чтобы совместно перейти в действие? Самость человека в том, что относится к спасению, всё время ищет заслугу; при этом человек отнимает у Господа Его заслугу, проявляя крайнюю несправедливость и безбожие. Короче говоря, если бы добро, творимое Богом в человеке, проникало в его волю и оттуда в его дела, оно непременно было бы замарано и осквернено, чего Бог никогда бы не допустил. Можно, конечно, думать, что добро, которое ты делаешь, исходит от Бога, и называть его Божьим благом, творимым твоими руками; всё же мы не понимаем, как это может быть добром".

Тогда я рассказал им то, что я думал: "Вы не понимаете этого потому, что ваше мышление основано на внешней видимости, а такого рода мышление, подкрепляемое доводами, - обман. Внешняя видимость, а следовательно, и обман, в который вы впали, в том, что вы думаете, будто всё, что человек мыслит и желает, и потому говорит и делает, находится в нём самом, а значит, от него и исходит. На самом же деле ничего этого в нём нет, кроме состояния принятия того, что в него втекает. Человек не есть сама жизнь, а лишь орган для её принятия. Господь имеет в Себе жизнь, как говорил Он у Иоанна:

Как Отец имеет жизнь в Самом Себе, так и Сыну дал иметь жизнь в Самом Себе. Иоанн 5:26; и в других местах, например 11:25; 14:6,19.

Две вещи составляют жизнь: любовь и мудрость, или, что то же самое, добро любви и истина мудрости. Они втекают в человека от Бога и принимаются им так, как будто они его собственные; а поскольку человек воспринимает их своими, то они и от него исходят как его собственные. Господь для того дал человеку такое восприятие, чтобы проникающее в него могло на него воздействовать и, будучи воспринято, оставалось с ним. Однако в человека проникает также и всякое зло, не от Бога, а из ада, и принятие его приносит удовольствие, поскольку человек по рождению представляет собой орган для такого принятия. По этой причине добро от Бога может быть принято лишь постольку, поскольку человек, как бы самостоятельно, удаляет от себя зло, что достигается покаянием с верой в Господа.

Что любовь и мудрость, милосердие и вера, или, пользуясь более общими выражениями, благо любви и милосердия и истина мудрости и веры, проникают в человека, и что проникающее в человека кажется целиком его собственным, исходя от него тоже как его собственное, ясно видно на примере зрения, слуха, обоняния, вкуса и осязания. Ощущения, которые возникают в органах всех этих чувств, имеют внешний источник, а воспринимаются внутри соответствующих органов. То же самое с органами внутренних чувств, с той лишь разницей, что на них воздействует духовное, а оно не обнаруживает себя, когда проникает в человека, тогда как на внешние чувства воздействует поддающееся обнаружению природное. Одним словом, человек - это орган для принятия жизни от Бога; следовательно, он принимает жизнь настолько, насколько воздерживается от зла. Господь каждого наделил возможностью воздерживаться от зла, поскольку наделил способностью желать и разуметь; а то, что человек делает по своей воле согласно своему разуму, или, что то же самое, по своей свободе желать согласно способности своего разума к суждению, - всё это остаётся с ним постоянно. Вот каким образом Господь приводит человека в состояние соединённости с Собой, и в этом состоянии преобразует, возрождает и спасает его.

Та жизнь, что втекает в человека, исходит от Господа; она называется также Духом Божьим, а в Слове - Святым Духом, о котором сказано, что он просвещает и оживляет, и даже действует в человеке. Однако жизнь эта видоизменяется и преобразуется в нём в зависимости от той организации, которую вносит его любовь. Можно также понять, что всё благо любви и милосердия, и вся истина мудрости и веры, втекают в человека, но не находятся в нём изначально, поразмыслив, что если кто-то думает, что такими способностями человек наделён от сотворения, то он должен неизбежно прийти к выводу, что Бог вселился в людей, и, таким образом, люди - тоже отчасти боги. Но думающие так по твёрдому убеждению становятся дьяволами, и в этом мире от них исходит трупный запах.

К тому же, что такое человеческая деятельность, если не ум в действии? То, что ум желает и о чём думает, он делает и говорит при помощи своего инструмента - тела. Поэтому, когда ум ведом Господом, тогда и действия и речь - тоже. Действия и речь направляются Господом тогда, когда в Него верят. Если это не так, то объясните мне, если сможете, почему Господь в тысячах мест в Своём Слове наказывает человеку любить ближнего, исполнять добрые дела милосердия, приносить, подобно дереву, плоды и соблюдать Его Заповеди, и всё это для того, чтобы спастись. Далее, почему Он сказал, что каждый будет судим по делам своим, то есть по тому, что он сделал, и те, чьи дела были хороши, взойдут на небеса и в жизнь, а чьи плохи - сойдут в ад и смерть? Зачем Господу было говорить всё это, если всё исходящее от человека делается ради заслуги, и поэтому - зло? Поэтому знайте, что если ум милосерден, то милосердны и дела, но если в уме - одна вера, то есть вера, отделённая от духовного милосердия, то дела - такая же [отделенная] вера".

Выслушав это, сидевшие под лаврами сказали: "Мы понимаем, что ты говоришь правильно, но сути мы всё равно не улавливаем". "Вы понимаете, что я говорю правильно, - ответил я, - благодаря обычному восприятию, которым обладают все люди, поскольку в них проникает небесный свет, когда они слышат нечто истинное. А суть вам не удаётся уловить из-за вашего личного восприятия, которое у каждого образуется от влияния света мирского. У мудрых эти два вида восприятия, внутреннее и внешнее, или духовное и природное, действуют заодно. И вы можете сделать так, чтобы они действовали заодно, если будете взирать на Господа и оставите зло". Поскольку это им было понятно, я сорвал несколько виноградных веточек и подал им со словами: "Как вы думаете, от меня это или от Господа?" Они сказали, что это от Господа через меня, и в тот же миг веточки у них в руках покрылись виноградом.

Оставив их, я увидел под цветущим оливковым деревом, ствол которого был обвит виноградной лозой, стол из кедра с лежавшей на нём книгой. К моему удивлению, это оказалась одна из книг, написанных мной, под названием "Небесные тайны". Я сказал, что в этой книге во всей полноте показано, что человек есть орган, принимающий жизнь, но не сама жизнь; и что жизнь может быть сотворена и, таким образом, быть в человеке не более, чем свет может быть сотворён в глазу.

462. Четвёртый опыт.

Как-то заглянув в духовном мире на морское побережье, я обнаружил там дивный порт. Приблизившись, я увидел в нём суда, большие и маленькие, наполненные разнообразным грузом; на их скамьях сидели мальчики и девочки, раздававшие товары всем желающим. "Мы ждём, - сказали они, - когда появятся наши милые черепахи. Они вот-вот выйдут к нам из моря".

Вслед за тем я увидел черепах, больших и маленьких, на панцирях и щитах которых сидели черепашата, разглядывая окружающие острова. У взрослых черепах было по две головы, одна из которых, большая, была покрыта панцирем, как на теле, благодаря которому они выглядели красноватыми, а другая была маленькая, обычная черепашья голова, которую они могли втягивать в передний отдел тела, а могли спрятать и засовывая внутрь большой головы. Однако я остановился взглядом на большой красноватой голове и обнаружил, что у неё человеческое лицо. Черепахи говорили с мальчиками и девочками, сидевшими на скамьях, и лизали им руки. Мальчики и девочки гладили их, давая им лакомые кусочки, а также разные ценные вещи: шёлк на одежду, дорогое дерево на столы, пурпур для украшения и багрец для окраски тканей.

Глядя на них, я захотел узнать, что они собой символизируют, поскольку я знал, что всё видимое в духовном мире - это соответствия, изображающие духовные проявления любовных склонностей и порождаемых ими мыслей. Тогда с небес мне было сказано: "Ты знаешь сам, что означают порт и корабли, а также мальчики и девочки на их скамьях; но тебе неизвестно, что такое черепахи. Они изображают тех из духовенства, - сказано было далее, - которые совершенно отделяют веру от милосердия и его добрых дел, утверждаясь во мнении, что нет явно никакой возможности соединить их, но Дух Святой, посредством веры в Бога Отца, ради заслуги Сына входит в человека и внутренне очищает его вплоть до самой воли, которую они представляют себе в виде овальной плоскости. Когда действие Святого Духа достигает её, эта плоскость сворачивается вокруг своего левого края, не касаясь его, так что внутренняя, или верхняя, часть человеческого естества - для Бога, а внешняя, или нижняя, - для человека. Таким образом, что бы ни делал человек, зло ли, добро - Богу это не заметно; добро - потому что оно ради заслуги, зло - потому что зло. Человек должен был бы погибнуть, если бы Бог увидел эти дела. Поэтому человек может желать, думать, говорить и делать что ему угодно, если только проявит осторожность с мирской точки зрения".

Я спросил, считают ли они также возможным думать, что Бог не вездесущ и не всезнающ. Мне было сказано с неба, что у них и это позволяется, потому что у того, кто приобрёл веру и был очищен и оправдан ею, Бог не обращает внимания ни на какие мысли и желания, но во внутреннем тайнике, или высшей области его ума, или естества, тем не менее, сохраняется та вера, которую он принял благодаря её действию, причём это действие может время от времени возобновляться, человек же этого не осознаёт. "Вот это-то и изображается маленькой головой, которая либо убирается в переднюю часть тела, либо помещается в большую голову при беседах с мирянами. Ибо говоря с ними, они пользуются не маленькой головой, а большой, у которой спереди нечто вроде человеческого лица. Основываясь на Слове, эти духовники говорят с ними о любви, милосердии, добрых делах, Десяти Заповедях, покаянии; и при этом цитируют из Слова едва ли не всё, что там сказано на эти темы. Однако поскольку, делая это, они засовывают маленькую голову в большую, внутренне они понимают суть дела так, что всё это надо исполнять не ради Бога и спасения, а лишь ради общественной и личной пользы.

Оттого, что рассуждения их основаны на Слове, в особенности же полные очарования и изящности речи о Евангелии, о действии Духа Святого и о спасении, они кажутся слушателям милыми людьми, наделёнными мудростью превыше всех на земном шаре. Поэтому-то мальчики и девочки, сидевшие на корабельных скамьях, как ты видел, давали им лакомства и ценные вещи. Вот какие люди изображаются черепахами. В твоём мире их трудно отличить от остальных, разве только по тому, что они считают себя превосходящими всех других мудростью и смеются над ними, в том числе и над теми, кто разделяет их взгляды на веру, но не посвящён в их таинства. У них на одежде имеется определённый знак, по которому они могут узнавать друг друга".

Говоривший со мной продолжал: "Я не стану рассказывать тебе о том, каковы их мнения по другим вопросам веры, как-то: об избранных, о свободе воли, о крещении и Святом Причастии. Хотя они и не распространяются на эти темы, мы на небесах знаем их мнения. Поскольку таковы они были в мире, а после смерти никому не дозволено говорить не то, что думаешь, то их считают сумасшедшими, так как они тогда уже не могут говорить иначе, чем следуя безумным понятиям, которые наполняют их мысли. Поэтому их выдворяют из их обществ, бросая в итоге в бездну пропасти (упомянутой в Откр. 9:2), где они становятся плотскими духами и выглядят как египетские мумии. Внутреннее их ума облекается в грубую шкуру, так как и в мире они воздвигали преграды на пути к нему. Адское общество, которое они составляют, примыкает к обществу, образованному из Макиавеллиан; они постоянно ходят друг к другу и зовутся взаимно товарищами. Но они всегда возвращаются назад из-за различия между ними, которое заключается в определённых религиозных чувствах относительно оправдания верой, поскольку Макиавеллиане вообще не имеют религиозных чувств".

Понаблюдав за тем, как их изгоняют из обществ и собирают вместе, чтобы бросить в бездну, я увидел корабль о семи парусах, плывший в воздухе, с судовой командой, в которой все были одеты в пурпур и увенчаны лавровыми венками поверх головных уборов. "Ну вот, мы и в небесах, - кричали они, - мы доктора в пурпурных тогах, таких лавров не снискать никому, потому что мы - мудрейшие из мудрых в европейском духовенстве". Я заинтересовался, что это значит, и получил ответ, что это - образы гордыни и плодов воображения, называемых фантазиями, исходящие от тех, что изображены были черепахами; будучи изгнаны из своих обществ, они теперь собрались в одном месте.

Подойдя к этому месту с желанием поговорить с ними, я приветствовал их. "Так вы и есть те люди, - спросил я, - которые отделили внутреннее человека от внешнего, а действие Святого Духа в пределах веры - от Его действия, совместного с человеком, вне области веры, и, таким образом, отделили Бога от человека? Тем самым разве не изъяли вы не только само милосердие и его дела из веры, как делают многие доктора из духовенства, но и саму веру настолько, насколько человек может проявить её в глазах Бога? Однако, как вам будет угодно: чтобы я объяснил сказанное в свете разума или на основании Слова?"

"Говори сначала в свете разума", - ответили они.

И я сказал следующее: "Как можно разделять внутреннее и внешнее в человеке? Кто же не видит, или не в состоянии увидеть, будучи наделён обычными способностями к постижению, что всё внутреннее человека простирается до его внешнего и продолжается в нём, вплоть до самых внешних областей, для того, чтобы произвести своё действие и осуществить желаемое им? Не для внешнего ли существует внутреннее, дабы в нём достигнуть своей конечной цели и обрести постоянство и, таким образом, осуществиться, подобно колонне, стоящей на своём основании. Вы можете видеть сами, что если бы не было такого продолжения и соединения с помощью него, то наружные слои исчезли бы, лопнув в воздухе, как мыльные пузыри. Кто станет отрицать, что те действия, которые Бог производит внутри человека, исчисляются миллиардами, тогда как человек о них ничего не знает; да и что толку знать о них, раз известны наружные слои, где человек в своих мыслях и желаниях пребывает вместе с Богом?

Давайте возьмём пример, чтобы пояснить сказанное. Знает ли кто-нибудь, как внутренне работает его речь: как лёгкие засасывают воздух, наполняющий пузырьки, бронхи и доли; как они выталкивают воздух в трахеи, где он становится звуком; как звук видоизменяется в голосовой щели при помощи гортани, и как язык затем артикулирует его, а губы завершают этот процесс, - всё то, что образует речь? Вся эта внутренняя работа, о которой человек ничего не знает, нужна только ради конечного результата - способности человека говорить. Отнимите или отделите хоть один из этих внутренних процессов, чтобы он не мог продолжаться в конечном результате, - и человек будет способен говорить не более, чем кусок дерева.

Возьмём другой пример. Две руки - это конечности человеческого тела. Но внутренние части, составляющие с ними непрерывную связь, идут от головы через шею, далее через грудь, лопатки, плечи и локти; а в них - неисчислимые мышечные ткани, пучки двигательных волокон, узлы нервов и кровеносных сосудов, множество костных суставов со связками и оболочками, - разве кто-нибудь осознаёт всё это? Тем не менее, каждая отдельная частица необходима для того, чтобы руки действовали. Представьте себе, что внутренние части заворачивались бы у локтя вправо и влево вместо того, чтобы продолжаться далее; разве не отвалятся тогда руки по локоть, загнивая, как отторгнутые безжизненные части? Если хотите, с ними произойдёт то же, что и с обезглавленным телом. И совершенно то же самое произойдёт с человеческим умом, а равно и с двумя его составными частями, волей и разумом, если Божественная деятельность, имеющая отношение к милосердию и вере, остановится на полпути, а не пройдёт беспрепятственно в самого человека. Будьте уверены, человек тогда был бы не то что животным, а гнилым поленом. К такому заключению приводит нас разум.

Итак, если хотите послушать, всё это соответствует Святому Писанию. Не говорил ли Господь:

Пребудьте во Мне, и Я в вас. Я лоза, а вы ветви. Тот, кто пребывает во Мне, и Я в нём, приносит много плода. Иоанн 15:4,5.

Разве эти плоды - не те добрые дела, которые делает Господь при помощи человека, а человек делает сам под руководством Господа? Господь говорит также, что Он стоит у двери и стучит, и войдёт к каждому, кто откроет дверь, и будет ужинать с ним, и он с Господом. (Откр. 3.20). Не даёт ли Он также мины и таланты человеку, чтобы он торговал на них и получал прибыль, даруя ему жизнь вечную в соответствии с этой прибылью? (Матф. 25:14-30; Лука 19:13-26)? И разве не платит Он каждому человеку соразмерно той работе, которую он проделал в Господнем винограднике (Матф. 20:1-17)? Это всего лишь несколько примеров; можно исписать множество страниц цитатами из Слова, показывающими, что человек должен приносить плоды, как дерево, поступать по Заповедям, любить Бога и ближнего, и так далее.

Но я знаю, что в вашем собственном уме не может быть ничего общего с этими учениями Слова, как они есть по сути своей. Хоть вы и говорите о них, ваши понятия извращают их. А иначе и не может быть, потому что вы отняли у человека всё то Божье, благодаря чему происходит сообщение и соединение. Что остаётся тогда, кроме того разве, что относится к публичному богослужению?"

Позже эти люди предстали моему взору в небесном свете, обнаружившем и сделавшем явным, каков был каждый из них. Они уже не казались, как раньше, ни плывущими на корабле по воздуху, будто в небесах, ни одетыми в пурпурные наряды, с лаврами на головах. А оказались они в песчаной пустыне, одетыми в тряпьё, с рыболовными сетями вокруг бёдер, не скрывавшими их наготы. Их отослали в то общество, которое находилось по соседству с обществом Макиавеллиан.