Фрагменты вступления (2)

Автор: Михаил Глебов, 1999

По ходу моей работы над рукописью время от времени выявляются некоторые дополнительные вопросы общего характера, которые целесообразно рассмотреть в самом начале пути. Остерегаясь раздуть и без того затянувшееся предисловие до размеров самостоятельной книги, я буду отвечать на них кратко и по пунктам.

1. Человека, едва приступившего к чтению, наверняка неприятно удивит засилье отрицательных персонажей, среди которых мало так называемых хороших людей. Отсюда обыкновенно рождаются обвинения в очернительстве и, как следствие, в попытке автора утвердить собственные достоинства за чужой счет.

Обвинение это типично в устах обывателей, которые не желают и не умеют вникать в суть описываемых характеров и в корни их поступков, а руководствуются одной внешней видимостью, в которой пребывают сами. Они подобны водомеркам, скользящим по водной глади, нимало не задумываясь о том, какая толща мутной холодной тьмы скрывается под этой радужной пленкой. Вежливое обхождение, осмотрительная речь и соблюдение норм этикета автоматически приравниваются ими к благородству души, тогда как импульсивные действия, прямота оценок и самостоятельный взгляд на вещи навлекают подозрение в неблагонадежности. В результате хладнокровный, сдержанно-расчетливый подлец становится в глазах общественного мнения уважаемым человеком, а его антипод, действительно наделенный внутренними достоинствами, вызывает стойкое неприятие.

Если бы я, приступив к работе, безрассудно встал на обывательскую точку зрения, работа изначально утратила бы всякий смысл. Она превратилась бы в сплетню, какими обыкновенно развлекаются пенсионеры на лавочках у подъездов. Ибо что такое сплетня, как не цепочка житейских подробностей, преимущественно грязных, пересказываемых с единственной целью пощекотать свои низменные инстинкты? Моей же задачей является анализ характеров через события, вследствие чего пересказ событий играет чисто служебную роль.

Но где анализ - там поиск причин; причины же все находятся в Мире Духовном, а не Природном. Отсюда вытекает религиозный анализ, который с первых шагов убеждает нас в том, что все окружающие обыватели в лучшем случае не успели преобразоваться, в худшем же - сознательно повернули к преисподней. Следовательно, души тех и других, в земной их жизни, остаются в пределах ада, и любое творимое ими добро не есть добро в себе, но скрывает в глубине зло, которое время от времени даже просвечивает наружу. Поэтому, когда я рассматриваю "добро", творимое адскими людьми, с внутренних позиций, оно предстает без маски, во всем его безобразии. Если таких людей уподобить евангельским гробам окрашенным, с их красивыми крышками, коими восхищаются простаки, то моя цель - сорвать эти крышки прочь, показав скрытую под ними мерзость. Эта тема будет пространно обсуждена ниже.

2. Другой вопрос подобного рода связан с многочисленными узкотематическими отступлениями: об отечественной истории, о проблемах стандартизации, об архитектуре и пр. Рядовые обыватели (даже весьма ученые), выслушав чье-либо суждение на подобную тему и обнаружив, что оно отличается известной самостоятельностью и противоречит принятым шаблонам, возмущаются и начинают искать предлог, чтобы поставить выскочку на место. Для этого, не желая разбираться по существу, первым делом справляются, имел ли данный человек формальное право высказываться по этой теме вообще. Они патетически восклицают: "Если вы не являетесь дипломированным специалистом в данной области, как вы смеете о ней рассуждать?"

Такой подход для обывателя совершенно последователен, ибо приравнивает чисто внешний факт (наличие диплома, ученой степени и пр) к факту внутреннему - пониманию сути дела. Насколько далеко эти две вещи разведены и как часто не совпадают - может судить каждый. Оттого единственным справедливым ответом на подобные претензии была бы дружеская рекомендация впредь читать одни детективы и не соваться в калашный ряд. Но поскольку люди, заслуживающие такого ответа, надеюсь, никогда не заглянут в мою рукопись, а тот, кто прочтет и все же спросит, достоин совсем другого отношения, добавлю еще несколько слов по существу.

Каждая наука (профессия, сфера деятельности) состоит из двух различных уровней: немногих фундаментальных принципов - и бесчисленных прикладных следствий, вытекающих из этих принципов. Первые относятся скорее к области философии и нашего общего мировоззрения, вторые служат уделом специалистов. Поэтому о принципах может судить (и, следовательно, иметь собственное мнение) каждый разумный человек; но он же, пока остается разумным, не должен лезть в дебри узкоспециальных знаний. В последнем случае его справедливо обзовут дилетантом.

Таким образом, я могу, опираясь на собственное (более или менее верное) философское понимание исторических процессов, смело рассуждать об общем ходе отечественной истории. Ученый специалист (покуда дело касается общих принципов) не имеет надо мной никакого преимущества, хотя может иметь совсем иную философию, и его философия может объективно оказаться более верной, чем моя. Если же мы поспорили, то спорят не два историка, но два разумных человека, каждый со своим общим мировоззрением. (Понятно, что для таких дискуссий требуется знание определенного минимума фактов по предмету, поскольку невозможно рассуждать ни на что не опираясь, в пустоте. Объем этого материала вполне укладывается в тот джентльменский набор, который называют общим образованием. Вот, кстати, для чего оно нужно.) Однако картина диаметрально изменится, если я по глупости ввяжусь в конкретный спор о месте рождения третьей жены Ивана Грозного. Тут мне предъявят десятки летописных свидетельств и с бесчестием вынудят капитулировать.

Между прочим, из подобных диспутов здравому человеку становится ясно, что чрезмерная обремененность специальными знаниями не только не способствует выработке цельного взгляда на проблему, но катастрофически затемняет ее. Такие люди словно блуждают в глухом лесу никчемных подробностей, бессильные подняться над лесом и увидеть его с высоты, будто на карте. Происходит своеобразное разделение функций: чем больше специалист знает деталей, тем квалифицированнее выполняет порученную ему конкретную работу (допустим, изучение системы землепользования в Тверском княжестве на исходе XIV века); однако в той же самой мере он утрачивает широту охвата проблемы и способность трезвого суждения "по большому счету". Мелочи засасывают его, словно трясина, так что в пределах своей трясины он нередко выглядит королем, а за ее пределами - олухом (правда, дипломированным).

* * *

Известно, что сухие исторические летописи, как и чисто художественные произведения, не устаревают, тогда как научные трактаты сдаются в архив вслед за каждым новым открытием. Применительно к данной работе этот факт означает, что мои религиозно-философские главы, относясь к области понимания, т.е к своего рода "науке", со временем могут показаться несовершенными или даже напрямую ошибочными. Это действительно серьезная проблема, по поводу которой я думаю следующее.

Необходимо уметь отличать ошибочное развитие мысли от предыдущей ступени ее верного развития. Так, проект вечного двигателя является принципиально ошибочным и потому никогда уже не понадобится, разве только чтобы учиться на чужих ошибках. Но конструкция паровой машины доказала свою дееспособность, она верна, только более проста, чем современные двигатели. С другой стороны, эти современные сложные двигатели работают на том же базовом принципе. Углубление всякого истинного знания обязательно идет от общего к частному, т.е. методом дедукции, а не индукции. При этом добавляются новые конкретные факты, которые не только не подрывают основ, но, напротив, служат лучшему их пониманию. Сколько бы ни построили в доме этажей, все они, в конечном счете, опираются на общий фундамент.

Что же касается обратного пути - от частного к общему (индукции), он никогда не выйдет из области гипотез, т.е. домыслов, недостоверного знания. Ибо существует духовное правило: из причин можно вывести следствия, из следствий нельзя вывести причины, разве только они наперед немного известны. Последняя оговорка означает, что человек, имеющий хотя бы некоторое представление о Законах Божественного Порядка, может, столкнувшись с чем-то для себя новым, попытаться вывести причину из увиденных им фактов по известному общему правилу, ибо законы Мироздания универсальны. С причинами выходит, как с солнечным светом: если солнце светит из-за спины человека, он ясно видит в его лучах весь ландшафт; но тот, кто решится взглянуть навстречу солнцу, ничего не увидит и только ослепнет.

Мое религиозное мировоззрение уже несколько лет твердо основано на учении Сведенборга, при этом с каждым месяцем я вникаю в него все глубже и убеждаюсь все сильнее. Замена этого фундамента представляется абсолютно невозможной, к тому же она равноценна прямому религиозному отступничеству, означающему профанацию святого. Поэтому в незыблемости всех базовых положений я уверен. Но ветви конкретных знаний вырастают все выше, и среди них есть особенно тонкие, почти ничем не подкрепленные, которые могут ломаться. Стало быть, моя задача в том, чтобы не допускать эти шаткие гипотезы в основной текст, оставаясь по мере возможности в рамках базовых истин. Со временем они могут представиться неполными, примитивными, но в любом случае не должны оказаться ложными. Если же в некоторых случаях нельзя обойтись без гипотез, то я везде оговариваю их самодельность и сомнительность.

Отсюда следует неизбежная упрощенность и схематичность любых рассуждений на духовные темы. Мы должны признать, что любые религиозные учения, даже такие развернутые и подробные, как Сведенборгово, могут дать лишь самое общее понятие о Боге и структуре Его Творения. Как удачно заметил Иоанн Златоуст, "живя на Земле, мы способны видеть Божественные предметы гадательно, будто сквозь туманное стекло". Мы не можем требовать от религиозных учений излишних подробностей хотя бы уже потому, что им предначертано решать совсем иную задачу: не утолять праздное любопытство, но научить бояться греха. А для этого вовсе не обязательно знать устройство небесных сфер, тем паче в деталях. Тот же Сведенборг лишь по видимости говорит все ясно, а чуть копни вглубь - споткнешься о противоречия, терминологическую путаницу и пр. И не потому, что он ошибался или не знал, о чем писал, но (в частности) потому, что эти конкретные сведения о небесном устройстве приводились им лишь для убедительности и для полноты понимания той единственно необходимой нам истины, что не надо грешить.

Поэтому мы не должны соблазняться подробностями, коими наполнены его длинные книги, но быть скромнее, помнить о туманном стекле, которое в лучшем случае позволит нам понять наиболее общие, принципиальные вопросы, и глубже них не идти. С одной стороны, подробности и детали нам объективно недоступны; с другой стороны, они для нашего спасения не нужны. Не нужны потому, что праздное любопытство в этом единственно важном деле - не помощник и скорее даже враг. Иначе говоря, мы должны быть благодарны Богу за то, что Он научил нас четырем действиям арифметики, но не имеем никакого права, сидя в первом классе, требовать от Него интегралов.

Отсюда вытекает принцип расчетной схемы: рассматривать главное, отсеивая второстепенное. Когда инженер берется за расчет какой-либо конструкции, например, стены дома, он учитывает средний вес кирпичной кладки, но не обращает внимания на оконные рамы, стекла, карнизы, сидящих там голубей, на кастрюли и цветочные горшки, загромождающие подоконники, и т.п. Ибо все эти мелочи, хотя в действительности существуют, оказывают ничтожное влияние на прочность стены. Стена, лишенная всех затемняющих подробностей, превращается в абстрактную расчетную схему, с которой легко разбираться по существу.

Того же принципа буду придерживаться в рассуждениях на духовные темы и я.

* * *

Читая религиозно-философские работы, необходимо соблюдать технику безопасности. Вопрос далеко не праздный, ибо духовные истины являются обоюдоострым оружием: ими можно спастись, ими же можно и погибнуть, и чем истина важнее и глубже, тем злоупотребление ею опаснее.

Что это действительно так, хорошо видно из Слова Божьего, в особенности из Евангелий, которые лишь при поверхностном чтении кажутся простыми и понятными. Да и Сам Господь, как известно, любил изъясняться притчами, приводя тому парадоксальное объяснение: чтобы фарисеи не обратились и не уверовали. Поскольку Всеведущему Богу невозможно приписать человеческую немощь изъясниться доступным образом, следует признать у Него наличие серьезных причин. Причины эти сводятся к опасности профанации, которая неизбежно возникает всякий раз, когда человек, услышав истину, всем сердцем принимает ее, но потом отступает и возвращается к прежнему своему злу. Об этом подробно писал Сведенборг, и я, конечно, не стану его пересказывать. Повторюсь лишь, что его собственные книги, приятно удивляющие новичка подробностью и, так сказать, научным стилем изложения, при вдумчивом изучении являют множество недомолвок и даже противоречий, суть которых раскрывается лишь со временем (и с большим трудом).

Таким образом, возникает дилемма. С одной стороны, без истин нельзя преобразоваться и спастись, потому что для этого человек должен ясно понимать, что такое хорошо и что такое плохо. Чем основательнее знает он истины, тем проще ему расстаться с адом. Однако пропорционально нарастает опасность профанации, особенно для людей, сильно подверженных злу. Наше счастье, что Сам Господь заботливо оберегает нас от этой опасности, так что нужно, наверно, очень постараться, чтобы все-таки влипнуть в беду. Мне кажется, профанация угрожает главным образом тем людям, которые безрассудно научились злоупотреблять последними степенями Божественного Порядка, занимаясь магией и оккультизмом.

Но даже на чисто внешнем уровне знакомство с духовными истинами чревато их неправильным, слишком прямолинейным толкованием. Проблема в том, что духовная истина не может быть адекватно выражена земным языком, подобно тому как пространство не может быть сведено к плоскости. Недаром люди, возносившиеся Господом на Небеса (например, апостол Павел или тот же Сведенборг), утверждали, что видели неописуемое и слышали неизъяснимое.

Причину этого феномена можно отчасти понять из следующей геометрической модели. Представим плоскость, над которой, строго друг над другом, висят несколько точек. Тогда все их проекции сольются на плоскости в одну-единственную точку; в нее же поднимутся проекции от точек, висящих друг под другом ниже плоскости. Заменив условные геометрические точки небесными и адскими реалиями, получаем невозможность четко и раздельно говорить об этих внеземных вещах земным языком, в котором все по необходимости слито и перемешано.

Даже не касаясь действительно духовных предметов, можно заметить, сколь широко применяются нами иносказания (переносный смысл) для обозначения любого абстрактного явления. Мы говорим о "светлом разуме" или "мягком сердце", вовсе не считая эти определения физическими свойствами ума и сердца. Тем же порядком люди, доросшие до понимания некоторых духовных истин, читают земное изложение этих истин, но умеют разглядеть духовные истины сквозь природный текст. Но те, кто лишен этого внутреннего постижения, видят в тексте один буквальный смысл, который начинают трактовать каждый в меру своей испорченности. Тогда неверно понятая истина обращается в свою противоположность, т.е. в ложь. Если же человек, безрассудно уверившись в ней, начнет затем руководствоваться этой ложью на практике, то сполна получит все зло, из этой лжи вытекающее. Именно таким путем миллионы монахов и монахинь добровольно лишали себя семейных радостей, поняв евангельский призыв к девственности чисто телесным образом.

Вследствие этой особенности духовных рассуждений я неоднократно замечал, что мои собственные заметки, казалось бы, не дающие никакой возможности двойного толкования, через некоторое время воспринимаются мною самим несколько иначе, чем они были сознательно написаны. Просто я стал немножко опытнее, понял тему немножко глубже, и оттого те же самые земные слова, казавшиеся верными на духовной глубине Н, внезапно проявляют свою несколько иную верность на глубине 2Н. Вследствие этой особенности иногда бывает любопытно перечитывать свои старые записи, открывая в них, помимо явных ошибок, что-нибудь новенькое.

Однако у этой палки имеется обратный конец. Если я писал рассуждение, бессознательно исходя из глубины Н, на которой в тот момент пребывал сам, а кто-то другой прочтет, исходя из глубины Н/2, или вообще бессмысленно-нулевой, или даже исходя из прежде усвоенной лжи, то я не в состоянии предположить, какая каша заварится в его голове, хотя скорее всего это будет ложь. Сумели ведь католические церковники понять истину о Божественном Милосердии таким специфическим образом, что у них вышла инквизиция! Меня утешает лишь соображение, что мои немногочисленные читатели (коих я перечислил выше), хотя бы за счет духовного родства со мной, не впадут в слишком опасные крайности непонимания.

Тем не менее я настоятельно призываю к духовной осторожности. Все мы устроены таким образом, что спешим любую абстрактную истину понять конкретно, точнее, утилитарно, чтобы тут же применить ее к себе или окружающим людям. Но общие принципы, нравится нам это или нет, не могут прямолинейно использоваться для объяснения мелких частных проблем. Говоря о духовных предметах, читателю как бы показывают маленький глобус, где можно разглядеть, что Земля круглая, и какие на ней континенты, но бессмысленно пытаться выжать из этого глобуса карту Рязанской области.