Начало Стихи лета 1978 года

Автор: Михаил Глебов, 1978 (комментарии 2003)

Апрель - первый месяц заключительной школьной четверти - начался с очень мощного поэтического всплеска, когда за несколько дней было написано около дюжины стихотворений более или менее приличного качества. Это можно считать психологической реакцией на тот надвигавшийся экзаменационный кошмар, который уже стоял при дверях.

78-34

В следующем стихотворении я, по-прежнему испытывая страсть к путешествиям, пытался описать южные степи, опираясь главным образом на представления, вынесенные из художественной литературы; и хотя начало вышло удачное, дальше дело не заладилось, и я бросил на половине.

Широкое поле,
Холмы да отроги.
Петляют на воле
Пути и дороги.

Бегут без предела,
Струятся как плети,
И степь поседела
От свиста столетий.

Цветут неустанно
Метелки полыни
От скал Дагестана
До древней Волыни.

Равнины без края
Спокойны и чисты,
Здесь ветер гуляет
И звезды лучисты,

Здесь люди незванны,
Медлительны реки,
Здесь шли караваны
Из Балтики в Греки...

1 апреля 1978

78-35

Очередная попытка сделаться "новым человеком", перейдя на закате железнодорожный мост, оставила следующие погодно-мистические ощущения:

Марево висело
Густо над закатом.
Солнце в дымку село
За мостом горбатым.

Красное, как печка,
Лило свет неверный.
Золотилась речка
Рябью лицемерной.

Тихо было в мире.
Мост звенел упруго.
Расползаясь шире,
Хмарь тянулась с юга.

Солнце грело руки
Лаской теплой лени,
Были мягки звуки
И неясны тени.

Спали, мглой укрыты,
Рощицы бульваров.
Пыль легла на плиты
Тихих тротуаров.

Город силой властной
Отдыхал от шума:
Завтра дождь ненастный
Застучит угрюмо,

Вновь повиснут тучи,
Станут дни короче,
Вечера тягучи
И промозглы ночи;

Станет в поле тухло,
Сыро в дачной хате, -
Ведь не зря потухло
Солнце на закате.

2 апреля 1978

78-36

Но коли уж взялся за мистику, - не следует останавливаться на полдороге. Ибо тучи на закате - еще не самое ненастье, а сумерки - еще не ночь. Это своеобразное стихотворение кажется мне в своем роде весьма удачным.

Полночь спустилась неслышно и тихо,
Стены домов темнотой осеня.
Плещет река, как слепая кротиха,
Памятью сгнившего прежнего дня.

Дуги мостов над водою застыли
Тонким рельефом ночного стекла.
Темные плиты асфальта остыли
И отреклись от былого тепла.

Тикают стрелками старые башни.
Стрелки руками суровых судей
Полдень минувший и вечер вчерашний
Врезали в память живущих людей.

Падают звезды над миром угрюмым,
Как мимолетные искры костра;
Падают сны, ожиданья и думы,
Чтобы исчезнуть за час до утра.

Мечутся в темени древние боги,
Льют из кувшинов чарующий мед.
Ходят видения, длинны и строги;
Тяжких чудовищ неслышен полет.

Тихо склоняются к нашим постелям,
Щупают лица прозрачной рукой:
"Чары забвения призрачно стелем,
Людям даруем блаженный покой".

Месяц висит электрической рыбой.
Пусты глазницы далеких морей.
Если захочет - несчастья могли бы
Кончиться в мире гораздо скорей.

Туча расставила мелкие сети,
Ползает, звезды неслышно скребя.
Все в непонятном, игрушечном свете
Встало, в испуге не помня себя.

Солнце проклюнулось бусинкой ранней,
Краем мерцает восход огневой.
Звездные россыпи меркнут в тумане,
Духи, спасаясь, летят по кривой.

Сумрак лучами веселыми вспорот.
Прячутся тени в долину теней.
Вздрогнет от шума проснувшийся город,
Празднуя новый из будущих дней.

3 апреля 1978

78-39

Дуют ветры от Урала,
Гонят волны по реке.
Слышен звучный клич марала
В обезлюдевшей тайге.

А в Москве весна струится,
Плещет вешняя вода,
Солнце клювом, словно птица,
Разбивает глыбы льда.

С воробьиного полета -
Лужи пятнами чернил.
Мост бетонный в три пролета
Юг с зимой соединил.

Тает снег бугром кургузым,
Зеленеет борозда,
Мчат на север с теплым грузом
Караваны - поезда.

Вьюга воет, как придется,
Убегая к полюсам.
Сохнут мелкие болотца
По равнинам и лесам.

Плуги взрыли глину пашен,
Воздух - чистое стекло.
Нам мороз теперь не страшен -
Ваше время истекло!

4 апреля 1978

78-40

Возле любимого мной железнодорожного моста, служившего пропуском в "новую жизнь", на той стороне реки приткнулся у берега крохотный запущенный Андреевский монастырь. В нем размещалась какая-то закрытая проектная организация, и у ворот слонялся милиционер.

За Андреевским мостом
Встала на отроге
Церковь древняя с крестом -
Монастырь убогий.

Грязь с искусством пополам,
Мрамор - с кирпичами.
Дождь стучит по куполам
Темными ночами.

Бьются капли о карниз
С яростью истерик.
Молча смотрит церковь вниз
На пустынный берег.

4 апреля 1978

78-41

Пришла - и села. И сидит.
И ждет чего-то страстно.
А на душе тоской смердит -
Позвал ее напрасно.

Закинув на ногу ногой,
Надула пухло гибки.
Сверкает зад полунагой
Из-под короткой юбки.

Когда б любил и ждал ее -
Мечтал бы на уроках
О взоре, остром, как копье,
Улыбках и намеках.

Здесь все священно, все в дыму
Неясной сладкой воли,
И я порой стремлюсь к тому,
Чтоб быть в подобной роли.

Но нет единственной нигде.
Туманно дышит лето,
И, словно вопреки мечте,
Сидит на стуле эта.

4 апреля 1978

78-42 / Прощание со стихами

"Новый человек", каковым я очень надеялся стать, был по характеру своему, как выяснилось впоследствии, близок к идеалам Чернышевского и его сподвижников: он жил трезвым умом и занимался полезными делами, словно фабричный станок, отвергая за ненадобностью все, что не приносило прямой, ясно видимой и количественно измеряемой пользы. Стихи же мои не только не попадали в эту категорию, но еще понапрасну отнимали драгоценное время. С другой стороны, будучи максималистом, я не желал мириться с их посредственным качеством, исходя из заведомо тупикового принципа: "Или лучше всех, или никак" (поскольку первое недостижимо, всегда остается второе). Под действием этих причин я время от времени решался прекратить сочинительство. Уцелело одно такое прощание со стихами:

Прощайте, строчки-птицы!
Дорога далека.
Застыла над страницей
Дрожащая рука.

Я - ваш душой и телом,
И предан вам вполне,
Но в жизни бьются делом,
А вы - не помощь мне.

Подобно римской расе,
Я гордость берегу:
Быть стыдно в общей массе,
А первым - не могу.

Стихи! Прощайте, что ли!
Грустите в уголке,
Но песней старой воли
Останьтесь вдалеке!

12 апреля 1978

Однако эти решительные прощания на поверку всегда оказывались столь же неэффективными, как и переходы через железнодорожный мост. Проходило (в лучшем случае) несколько дней, - и все возвращалось на круги свои. Так, уже на следующий вечер я сочинил оправдание:

78-43

Я, товарищи, не Брут,
Клятву рвать не вправе,
Но стихи-то так и прут,
Хоть топись в канаве!

Только ляжешь на кровать, -
Ни черта не спится,
И начнет одолевать
Звуков вереница.

Вспомнишь прошлого грехи,
Дачу, для примера, -
Лезут рифмы да стихи
Всякого размера.

И пошло само собой
Крыть житье, как надо;
Бьет огромнейшей трубой
Ливня - стихопада.

Надо спать, а спать нельзя.
Я сижу не в духе.
Рифмы прыгают, скользя,
Застревают в ухе,

Рифмы ползают в тиши,
Возятся в конверте.
Как их пальцем ни кроши -
Не убьешь до смерти!

Дайте капли-порошок,
Тайную окрошку:
Соберу я их в мешок
И продам за трешку.

Купит кто-то у меня
Клад созвучий милый
И пойдет, башкой звеня,
Сам себе постылый.

Хоть куда бы их отдать -
Да не в нашей власти.
Вот была бы благодать,
Тишина и счастье!

13 апреля 1978

78-44 / Позиционная война

Среди стихов философского характера один, довольно удачный, был, как мне помнится, навеян чтением романов Сергеева-Ценского о Первой мировой войне. Ибо тематика этой войны в юности сделалась мне столь же близкой и интересной, как в детстве - 1812-й год. Впрочем, я где-то уже достаточно писал об этом.

Который день бои и схватки.
Идет ударами обмен.
Войска смешались в беспорядке
И ждут каких-то перемен.

Растрачен пыл начала боя,
Друг друга людям не согнуть,
И люди ждут сигнал отбоя,
Хотят спокойно отдохнуть.

Война уже - как боль зубная,
Уж нет энергии былой,
Но все молчат, хоть каждый знает:
Винтовку - с плеч, войну - долой!

Сдаваться в плен - смешно и поздно,
Идти в атаку - смысла нет,
А враг залег в окопе грозно,
И пушек бьет недобрый свет.

Вложить мечты, желанья, силу
В один-единственный удар,
Найти в себе безумства жилу -
Великий, но не главный дар.

Хотим без трусости и лени
Врага с налета истребить,
Но часто вражьих укреплений
Одним ударом не пробить.

Когда не сдастся враг с налета,
А вденет ноги в стремена -
Начнется до седьмого пота
Позиционная война.

Страшны боев гнетущих звенья,
Где нет геройских славных дел,
А только стойкость и терпенье.
Но и терпенью есть предел!

Нам проще смело лезть на кручи,
Рубиться шашкой напролом,
Чем разбирать завалов кучи
В болоте тягостно-гнилом.

Войска как будто бы уснули,
Лениво сыплет дождь косой,
Да свищут жалостливо пули
По-над нейтральной полосой.

Но в глубине кипит работа,
В окопах узких и чудных.
Что понедельник, что суббота -
На фронте не до выходных.

Копать без устали канавы,
Ходить в атаку иногда…
Победа здесь - не мера славы,
А мера тяжкого труда.

13 апреля 1978

Не исключено, что ситуация безысходной позиционной войны напоминала мне мое собственное положение, когда при всех усилиях и - временами - доблести я не мог ни наладить как следует учебу, ни войти в коллектив, ни подыскать себе настоящего друга, ни познакомиться с хорошей девушкой.

78-45

Среди потока серьезных стихов - философских или зовущих к "новой жизни" - время от времени мелькали стихи шутовские. Обыкновенно они сами собой выскакивали на излете "поэтических сеансов", когда я, исписав и исчеркав несколько пространных листов бумаги и ощущая себя выжатым лимоном, глядел на часы (показывавшие половину первого ночи) и принимался за разборку кровати.

Напишу стихов поболе
Про житье да про любовь
И пойду во чисто поле,
Отдохну душою вновь.

Солнце встало, словно блюдце,
Дует ветер-суховей,
Над равниной птицы вьются
В тщетных поисках червей.

Пыль клубится вдоль дороги
От столба и до столба.
Лес корявый и убогий -
Три осины, два гриба.

Кто-то пашет, кто-то пишет.
Начинается квартал.
Летний ветер вольно дышит
Под райкомовский портал.

Солнце светит через реку,
Глупых мыслей легок шелк,
Так что в целом человеку
На природе хорошо.

17 апреля 1978

78-46

Я увидел чудный взор -
И влюбился сразу.
Лопнул душный кругозор,
Распахнувшись глазу.

Ты сидела, словно пень,
И ждала мгновенья.
Стала первая ступень
Камнем преткновенья.

Каждый думал о другом,
В мыслях шел к пределу -
Но мечтанья злым врагом
Помешали делу.

Да и где же те дела?
Время мстит за это.
Я старался - ты спала,
Не было ответа.

Я себя словами бил,
Мучался устало,
Погрустил - и разлюбил.
Сразу легче стало.

Тут она очнулась вдруг,
Заметалась в страхе;
Поняла, что замкнут круг,
Поняла о крахе.

Мне бежит наперерез,
Разговор заводит…
За малиной люди в лес
В декабре не ходят.

17 апреля 1978

78-47

Между тем уже надвигались выпускные экзамены с их гнетущим напряжением, ответственностью и неопределенностью. Бесконечная школа непостижимым образом заканчивалась, впереди маячила пустота неизвестности. Учителя, скороговоркой закруглившись со своими предметами, перешли на репетиторские рельсы. Изо дня в день на уроках долбили экзаменационные билеты, параллельно каждый готовился к поступлению в институт. В ответ я сочинил жалобный стих, где противопоставлял эти ужасы великолепию весенней природы в духе Фета - с луной, "денницей" и цветущими каштанами.

В литературном кабинете
Уже который час подряд
Сидят измученные дети
И про "эпоху" говорят.

В окно заглядывает лето
И город ласкою согрет,
А нам с тобой на лето - вето,
А нам - учебный винегрет.

Сиди, сиди с утра до ночи
И отдыхать уже не смей;
Сиди, пока не станет мочи
Сидеть на заднице своей.

Цветут сады в начале мая,
Цветут каштаны вдоль реки.
В душистых сумерках мелькая,
Зажгутся лампы-огоньки,

И вечер спустится на крыши,
На переулки и сады;
Укроет ночь беседки, ниши,
Гранитный берег у воды.

Сияют звезды тихим светом,
Луна над городом взошла,
И ночь висит глухим заветом,
Раскинув в небе два крыла.

А над восточною границей,
Смывая лист календаря,
Сверкает новою денницей,
Звенит прозрачная заря.

И снова день, певуч и светел,
Кричат скворцы, и воздух тих,
Но я улыбки не заметил
В глазах измученных твоих.

24 апреля 1978

Закрыв глаза, я вижу довольно светлый кабинет литературы на первом этаже главного корпуса, коричневую доску и над ней портрет Ленина, и сорокалетнюю белобрысую учительницу Надежду Ивановну с голубыми глазами, которая, перелистывая книжку, вдалбливает в наши головы "образ Печорина" и тому подобные вещи, необходимые для экзамена. В окна наискось светит горячее солнце, распускаются почки деревьев, размеренный голос убаюкивает, глаза слипаются, синие пиджаки и коричневые платья с черными фартуками попарно сутулятся над столами, конспектируя тезисы. Ленин на портрете спит, воробьи за окном спят, Печорин спит в своей книжке, пройден двадцать седьмой билет, звонок, наверное, совсем сломался, билет номер двадцать восемь посвящен образу Онегина, запишите, пожалуйста… да сколько же можно?.. "дры-ынь!" - звенит звонок. Вот тебе, Печорин, фигу, держи, Онегин, другую, житья от вас никакого нет!

78-48

Между тем погода испортилась, в школьном коридоре протек потолок, и кто-то прибежал и второпях крикнул: "Там с потолка вода течет, образуя лужу!". Отсюда явился новый дурацкий стих:

Солнце скрылось на учет.
Выхожу наружу.
"С потолка вода течет,
Образуя лужу".

Наползла сырая тьма,
Дует ветер резкий,
Серо-мокрые дома,
Пашни, перелески.

Над равниной хмурых вод
Низко - на пределе -
Тучи водят хоровод
Полторы недели.

Тучи сыплют порошок
Стуком деревянным.
Вешних трав гниет пушок
По сырым полянам.

Все грязнее с каждым днем
Тропки-буераки,
Да горят ночным огнем
Фонари во мраке.

25 апреля 1978

78-49

Несколько позже то же самое ненастье было трактовано уже в серьезном ключе:

Дуют ветры сумрачные с юга,
Снова небо цвета ноября,
И свистит ноябрьская вьюга,
Мелким снегом листья серебря.

Отзвенела Пасха по соборам,
И к могилам брошены венки,
А дожди идут, беря измором
Майские веселые деньки.

Бахромой гнилого эполета
С неба тучи смотрят за порог.
В предвкушеньи слякотного лета
Распустились клены вдоль дорог.

Шелестят задумчивые ветры,
Не меняя ритма своего,
Отмеряют ливней километры.
Для чего? Неясно, для чего.

30 апреля 1978

78-50

Вот еще одно "прощание со стихами", написанное - по случаю близости экзаменов - в несколько апокалиптическом духе.

Творческая жила,
Творческая нить.
Столько лет служила -
Мне ль ее винить?

То перо, что верно
Пело по часам,
Чья печаль безмерна,
Чья душа - я сам?

Улетает время
Сквозь бурьян - кусты.
Высекает кремень
Искру на листы.

Тлеются Стожары
В малом угольке.
Дымные пожары
Светят вдалеке.

Над рекой уныло
Камень в землю врос.
Позади - могила,
Впереди - вопрос.

30 апреля 1978

Дата стиха не оставляет ни малейших сомнений в том, что накануне нового месяца я опять начинал новую жизнь, в которой, согласно регламенту, сочинение стихов признавалось вредным.

78-51 / О стихах поэта-авангардиста

Следующий стих появился в качестве реакции на творчество поэта N, вошедшего тогда в моду благодаря авангардистским манипуляциям с формой, от которых за годы соцреализма все успели отвыкнуть. Потрепанный сборник бродил по классу из рук в руки, вызывая благоговейное восхищение ребят и особенно девушек, почитавших себя "культурными". На меня же он произвел отталкивающее впечатление, и хотя я ни с кем не стал спорить (таким путем можно было только заработать кучу оскорблений), но дома сочинил язвительную отповедь. При этом неосознанной психологической целью было отвлечение внимания от экзаменов на любую дурь, не имевшую к ним отношения.

Хоть смейся, хоть плачь, хоть беги в туалет,
Запрись в туалете на сутки.
Других вариантов, по-моему, нет
Для тех, кто в нормальном рассудке.

Ни смысла, ни рифмы - сплошной винегрет.
Возможно ль писать неопрятней?
Пожалуй, такого поэта портрет
С затылка гораздо приятней.

Лежит на столе, как в цветочках гнилье,
Аморфная масса литая.
Я знаю, что многие любят ее,
За высшую мудрость считая.

В абстракции смысла хотят обрести,
А смысл и поэту неведом.
Обычные книги у них не в чести:
"Их разве читать за обедом".

Реальную мудрость отбросить с пути -
"Зачем нам банальные мысли?"
По волнам абстракции в бездну лети,
Где мысли от глупости скисли.

Мы ищем часами в нелепицах суть,
В абстракциях ищем морали
И, выбрав бесцельный, бессмысленный путь,
От жизни бежим по спирали.

Читатель бежит, а поэт гонорар
Получит в известном отделе,
Положит в сберкассу - и новый товар
Готов на исходе недели.

Писать без рифмовки стихи - ерунда,
Нужны лишь перо и чернила.
Бездумной штамповки пустая страда
С халтурой поэта сроднила.

3 мая 1978

78-52

Вот пример чисто отвлеченного стихотворения на манер Афанасия Фета; что я хотел им сказать и хотел ли чего-то вообще - осталось загадкой.

Долгие зимы, короткие весны.
Дремлет устало седая земля.
Замерли в сумраке старые сосны,
Ласковой хвоей слегка шевеля.

Время ступает большими шагами.
Солнечных сосен темнеет кора.
Тянется вечером пар над лугами,
Падают звезды, теперь, как вчера.

Лунные ночи плывут над равниной,
Лунная степь убегает во мглу.
Кружится прошлое тенью совиной,
Мечется тень по ночному стеклу.

Долгие зимы, ненастные лета,
Лунные ночи в степи без границ.
Дышит в тумане холодная Лета
Вспышками красных далеких зарниц.

3 мая 1978

78-54

Сурово раскритиковав поэзию авангарда, я до небес превозносил Брюсова с его символизмом. У Брюсова проскакивали мистические нотки, и одного этого оказалось достаточно, чтобы покорить мое сердце. Однажды в классе появился маленький и очень старый сборничек его стихов. Прочитав на первой же странице "Тень несозданных созданий", я почувствовал, что открыл клад. Понукаемый мной, отец стал опрашивать сотрудников на работе и наконец приволок довольно толстый ветхий том. Я уселся за пишущую машинку и все свободное время копировал "лучшие" стихи в собственную подшивку. Конечно, не обошлось без подражаний:

Ни на миг не спит в покое
Cолнцу верная земля.
(В.Брюсов)

Будет ночь и будет утро,
Лягут росы на траве.
Солнце блеском перламутра
Заиграет в синеве.

На дворе просохнут лужи
И растает кромка льда.
Будет лучше, будет хуже -
Будет так же, как всегда.

Бьют секунды тайным кодом,
Жалят медленным копьем.
День за днем и год за годом
Улетят за окоем.

Вспыхнут новые морали,
Старый хлам круша и гня.
Жизнь несется по спирали
В сфере вечного огня.

Стонут в бездне Данаиды,
Бьют упругие ключи,
Затмевают цефеиды
Животворные лучи.

С неба падают алмазы
На гранит материков.
Светят плазменные газы
Фонарями маяков.

Кружит вечное движенье
Сетку градусов - широт,
Стонет ось от напряженья,
Совершая оборот.

По весне с времен Батыя
Зажурчат водой снега,
Лягут копны золотые
На зеленые луга.

Лягут росы, встанут зори,
Зазвенят леса молвой,
Старый ясень на дозоре
Покачает головой.

Спелой ягодой малиной
Запестреют берега.
Свесит месяц над долиной
Золоченые рога.

И во тьму ночных селений,
Помня внуков адреса,
Наших, прежних поколений
Донесутся голоса.

Принесет река в конверте
Цвет сирени голубой…
Нам не страшен дьявол смерти,
Мы навек, земля, с тобой!

10 мая 1978

Кажется, столь слащавых стихов у меня более никогда не было. Следует, однако, понимать, что эта болезненная мажорность служила психологическим противовесом экзаменационному мраку и потому в контексте моей реальной жизни вполне извинительна.

После майских праздников обстановка накалилась в такой степени, что стало уже совершенно не до стихов. Точнее, они были, но неудачные, и потому давным-давно уничтожены. Сейчас у меня в голове вдруг вспыхнула концовка одного из них:

…Никуда из Москвы не уеду -
Хоть трава на ковре прорасти!
Ни участку, ни школе, ни книгам, ни деду -
Ничему от тоски не спасти!

Вспыхнет красная заря,
Встанет солнце сентября,
Понесет морозом жгучим
На студеные моря.

Туч повиснет борода,
Стихнут шумом города,
Станет башня аттестата
Неприступна и тверда.

Вот когда разорву я тетради!
Будем книги на дачу везти!
Весь учебный архив удовольствия ради
Без раздумий в помойку спусти!

Думаю, комментарии здесь излишни.

78-56 / Предисловие к "летописи"

Через неделю после старта выпускных экзаменов положение настолько нормализовалось, что я даже счел возможным начать очередную летопись (дневник), которой предпослал следующий стих:

Летят снега, журчит вода,
Звенит земля в цвету.
Уходят прежние года
В глухую темноту.

Уходят в бездну на века,
Их след дождем залит.
Ничья волшебная рука
Потерь не исцелит.

Мы станем старше и умней,
Интриги волоча,
Рубить сплетения ремней
Научимся сплеча.

Положен памяти предел,
Но нам на строгий суд
Следы давно забытых дел
Страницы донесут.

Не потому ль в краю сыром
О нашем прежнем дне
Хочу зарубку топором
Оставить на стене?

Увековечу прежний пыл
В романтике степей:
Пусть видят все: и я тут был,
Когда я был глупей.

10 июня 1978

78-58

Груз усталости явственно звучит в следующих строчках:

Идем понемногу
И день, и другой,
Трамбуя дорогу
Усталой ногой.

Бредем издалече
С дубовым шестом -
То лапти калечим,
То спим под кустом.

Равнины покаты,
И сыро с весны.
Лучисты закаты,
Рассветы красны.

Туман, как завеса,
И даль далека.
Плывут из-за леса
На юг облака.

Пустая дорога
Лежит, как бревно.
Дойдем до порога? -
Не все ли равно…

12 июня 1978

78-59

Напряжение достигло своего крещендо накануне институтских экзаменов: первого августа подходила "письменная математика". Отупело махнув на все рукой, я сочинял не относившиеся к делу стихи:

Тихий вечер. Свежи росы.
Зябкий холод на дворе.
Спят душистые покосы,
Небо в звездной мишуре.

Вдалеке желтеют дачи,
Льют уютные лучи.
От электропередачи
На ночлег летят грачи.

Сырость стелется подлеском,
Спит речушка-водосток,
От луны яичным блеском
Разгорается восток.

Заливаются цикады,
Вьются бабочки-клопы.
Елей черные громады
Неподвижны и слепы.

Ноет жалостливо птица
Между веток в вышине.
И цветам, и травам спится
В лунной сонной тишине.

Ненадолго в целом мире
Стихнул блеск и суета;
Стали легче злобы гири,
Непродажна темнота.

Стало тихо в лунном свете.
Память прошлое таит, -
Перед совестью в ответе
Здесь не каждый устоит.

Здесь никак нельзя иначе -
Хоть ругайся, хоть кричи.
Коль боитесь неудачи -
Не ходите в лес в ночи.

28 июля 1978

78-60 / Счастье

Счастье где-то далеко
За горой таится.
Счастье очень велико,
Да прийти боится.

Счастье смотрит с облаков
На меня в окошко:
"Вон ты, батенька, каков!
Потерпи немножко!"

А меня дела в тени
За бока хватают,
Надо мной минуты, дни,
Годы пролетают.

Сыплет дождик невпопад,
Холод тянет в двери;
Закружился листопад
На соседнем сквере;

Тускло светят фонари
В полумраке ночи…
"Счастье! Двери отвори!
Ждать уже нет мочи.

Пусть меня наверняка
Светлый день встречает!" -
Счастье смотрит свысока
И не отвечает.

29 июля 1978

78-63 / Дзержинские записи

Когда мои экзаменационные мытарства подошли к концу, родители решили вознаградить меня за проявленное старание дальней поездкой, о чем я постоянно мечтал. К этому времени у отца назрела командировка в Дзержинск - центр химической промышленности в сорока верстах от Горького (Нижнего Новгорода), и он на неделю захватил меня с собой. Отсюда родились несколько незавершенных отрывков, написанных прямо в дороге.

( 1 )

Ночь уходит спозаранку,
Тихо крыльями паря.
Сквозь сиреневую дранку
Пробивается заря,

И под звездным небосклоном
Различаются едва
Сосен стройные колонны,
Рельсы, шпалы да трава.

За окошком посветлело,
Лес да рытвины окрест.
Спать ужасно надоело,
Есть к полудню надоест.

А штаны висят на полке,
Лезет в нос какой-то крюк;
В такт подушка бьет по холке,
Повторяя перестук.

За стеною звуки глухи -
Шум не выспался пока.
Ходят пакостные мухи
По стекляшке ночника.

Очень жарко, очень душно,
Одеяло - как репей.
И лежать донельзя скучно,
А стоять еще глупей.

( 2 )

От унылого Коврова -
Лес, болота да стога.
Под мостом река сурово
Бьет волною в берега.

На холмах - пустые рощи,
Как большие острова;
От песков деревья тощи,
И засохшая трава.

( 3 )

Град не славный и не древний
Лег на рощи-бугорки,
Подчинив себе деревни
По излучине Оки.

Во дворах кусты полыни
Не расчищены пока.
Лес вонзает в город клинья
Золотого сосняка.

Август 1978

78-64 / Школьному товарищу

Я, увы, не Пастернак,
Тьфу-тьфу-тьфу, не Маяковский;
Проживу, видать, и так
В теплой комнате московской.

Проживу, как жил досель,
Без лирического юза.
Что созвучий карусель -
Буду членом профсоюза!

Бесполезен, бестолков,
По заслугам не отмечен -
Вечный образ дураков
Будет вновь очеловечен.

Все, кто тащит и скулит,
Кто жует и пьет без меры,
Скажут: "Глебов - замполит!" -
И продвинут в Гулливеры.

Масса пенится в прибой,
Режет планом, пилит бытом…
Вдруг увидимся с тобой,
В суматохе позабытом?

Вдруг сойдутся корабли
В суетной житейской луже?
Мы гребли, ища рубли,
Кто получше, кто похуже.

Где же высший идеал
И в какой конкретно туче?
Я мечтал, и ты мечтал -
Кто похуже, кто получше.

Но проложена тропа,
Идеал уже не нужен.
Раз - судьба, и два - судьба,
Чья получше, чья похуже.

Если встретимся вдали -
Вновь поймем ли мы друг друга?
Разойдутся корабли
К полюсам земного круга.

Дни и месяцы в ходьбе,
А вокруг - помойки, кучи,
В благодарствие судьбе
Чьи похуже, чьи получше.

Рухнут годы-облака.
Я не нужен, ты не нужен.
И останется строка -
Чья получше, чья похуже.

Зацветут весной луга,
Будет так же зреть редиска.
Нас с тобою на века
Просто вычеркнут из списка.

Порастет кругом былье,
А дорожные котомки
Зашвырнут в утильсырье
Бестолковые потомки

И, забыв наверняка
Наши с вами огороды,
Вновь полезут в облака,
Завершая круг природы.

30 августа 1978

В этом стихотворении хороша видна та фальшивая житейская опытность, которой вообще любят щеголять подростки. Они думают, что если по каждому поводу станут выражать скептицизм, это вызовет уважение действительно взрослых людей.