Начало Об управлении собой (2)

Автор: Михаил Глебов, 1998

О похоти

Я специально не наблюдал, но мне кажется, что голод и похоть, внешне выступающие как простые телесные потребности, имеют совершенно разную природу.

Если я проголодался, то чувство голода будет сохраняться и даже усиливаться до тех пор, пока не наешься. С похотью же все сложнее. Если эта потребность удовлетворена, то некоторое время, конечно, безмолвствует. Но впоследствии, когда она вновь проявилась, устойчивого сохранения и нарастания не заметно; напротив, она внезапно вспыхивает, и если кое-как перетерпеть, то внезапно пропадает, иной раз - будто выключили рубильник, но чаще - просто отвлекаешься на что-нибудь другое и только впоследствии замечаешь, что вспышка угасла. Это позволяет предположить, что дело не в чистой физиологии, а в наитии из Духовного мира.

Мне кажется, что в духосуществе одного человека проскакивает бессознательное вожделение к другому человеку, и поскольку он тогда о нем думает и его представляет, то по законам Духовного мира происходит реальная встреча двух духов. Если вызванный дух недоволен, он отвращается и исчезает, и тогда мелькнувшее вожделение гаснет, так и не будучи осознанным (я не беру людей, склонных к насилию). Если же вызванный дух проявляет встречное расположение, возникает более или менее продолжительный контакт двух духов, возможно, даже телесный, с настоящим половым актом; и взаимные ласки духов отражаются в сознании земного человека навязчивыми эротическими фантазиями, а кульминация - реальным семяизвержением, будь то посредством поллюции, онанизма или реального акта с иным партнером, с которым находишься телом, а думаешь о другом. Я убежден, что при отсутствии настоящей любви между супругами такая подмена происходит почти всегда, и супруг оказывается всего лишь материальным средством удовлетворить вожделение к другому партнеру. В этом, видимо, и состоит профанация брака. С другой стороны, получить настоящее удовлетворение мы можем только связью с желанным партнером, и если реальный партнер не пробуждает в нас желания, духовная подмена неизбежна. Поэтому брак, заключенный без настоящей любви, неизбежно профанируется, если и не сразу, то в скором времени, как только угаснет первоначальный интерес. Телесное же влечение, если только оно не истекает из духовных уз любящих супругов, по самой природе своей неустойчиво и, сколь бы горячо ни было вначале, скоро проходит. Поэтому всякий брак, не являющийся небесным, неизбежно становится блудом или прелюбодеянием, по крайней мере на духовном уровне.

Если бы похоть была столь же естественной и непреложной физиологической потребностью, как голод или жажда, то блуд никого не смущал бы, как не смущает человека тот факт, что, проводя день на работе, он обедает в столовой, а не ждет возвращения домой. Мы браним ребенка, когда он, не желая потерпеть полчасика до общего стола, втихомолку наедается сухарями и конфетами, справедливо расценивая это как каприз; но мать, отправляя сына в школу, во избежание гастрита прямо настаивает на школьном горячем питании. Современные медики утверждают, что длительное половое воздержание может привести к простатиту; но мне трудно представить истинно любящую жену, которая, провожая мужа в командировку и заботясь о нем, настаивала бы на профилактическом блуде. И Евангелие столь решительно не осуждало бы блуда, как не осуждает оно дефекации и прочих естественных вещей. Ибо последние есть простая материальная необходимость, а блуд - в первую очередь явление духовное, и даже до такой степени, что природные действия и поступки служат лишь тенью, воплощением духовных реалий. Если же духовного побуждения нет, тело остается безучастным.

Я прогулялся до метро "Шаболовская" и на обратном пути, делая пересадки в метро, экспериментировал: приметив симпатичную девушку впереди, нарочно, по мере возможности, возбуждал относительно нее свои эротические фантазии. И ничего путного у меня не выходило. Но вот впереди на эскалаторе появились парень и две девицы; из них одна приставала к парню, а другая, не слишком привлекательная и почти костлявая, в коротеньком платьице, которое она все время одергивала, как бы излучала чувственность. Я не могу сформулировать, в чем конкретно это заключалось, но я сразу обратил на нее внимание, и тут мои фантазии легко увенчались успехом. Вскоре я с удивлением обнаружил, что угловатые бедра девушки, вызвавшие поначалу иронические мысли, неожиданно обрели некий особый шарм. Девушка меня не видела и даже не оборачивалась, но мне показалось, что по мере развития моих фантазий она стала еще чаще кокетливо поправлять юбочку, и ее возбуждение явно усилилось. Со своей стороны, я обнаружил, что так "разогнался" в иллюзиях, что "торможение" вызывает резкую неудовлетворенность. Поскольку какой бы то ни было естественный контакт отсутствовал, следует предположить духовную причину. Я вижу девушку, и у меня рождается похоть. Мое духосущество обращается к духосуществу этой девушки, и поскольку в том мире нет пространства, дух ее немедленно появляется перед моим духом. Предложение сделано - и не отвергнуто; и с этого момента начинается взаимное разогревание перед соитием, подобное земным предварительным ласкам. Но поскольку наше земное сознание всего этого не ведает, я ощущаю нарастающую эротическую лихорадку по известному адресу; девушка же, не видя меня и, следовательно, не зная земного источника возбуждения, либо чувствует как бы беспредметное томление, либо по наитию представляет некого незнакомца, похожего на меня, либо привязывает свою нарастающую чувственность еще к чему-нибудь, - я не знаю. Напоследок замечу еще, что сейчас, занося эту заметку в компьютер, я снова почувствовал возбуждение. Так-то вот.

Из этого примера, кроме того, видно, что мужчина считает телесно привлекательной всякую женщину, к которой он по каким-либо духовным причинам ощутил интерес, даже если ее тело вовсе не отвечает его обычным вкусам. В этом случае он делает эстетическое открытие и удивляется, как это до сих пор подобные черты не возбуждали его. И наоборот, женщины с восхитительными фигурами способны оставить его равнодушным, если не возникло духовной зацепки. Духовное же тяготение может родиться из однородности зла, в котором пребывают оба духа.

Евангельские слова о том, что всякий мужчина, поглядевший на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем, по-видимому, следует понимать буквально. Ибо когда человек смотрит на женщину просто так или даже бескорыстно восхищается ее красотой, дух его либо вовсе не обращается к духу этой женщины, либо хотя и обращается, но без чувственного импульса. Напротив, всякий интимный взгляд, брошенный на женщину, хотя бы она того вовсе не заметила, на духовном уровне неизбежно содержит приглашение к блуду, и даже если эта инициатива не встречает одобрения, то все равно противоречит Божьим заповедям и оказывается для женщины искушением.

Отсюда, кстати, легко представить, какую опасность таят для всякой женщины выступления перед большими аудиториями и фотографии в масс-медиа, в особенности если они эротического характера. Известно, что фотография сохраняет духовную связь с оригиналом, чем нередко пользуются маги. Можно предположить, что человек, с вожделением разглядывающий фотографию, точно так же вызывает дух женщины-оригинала, как если бы он разглядывал ее саму. Если же фотография разошлась в тысячах экземпляров, можно себе представить, каково придется духу этой женщины! Тем более, что среди сотен "почитателей" непременно найдутся любители насилия, садисты и даже колдуны, способные на прямое "астральное" нападение.

Страшно представить духовный вред, получаемый девочкой, которую мать из соображений собственного престижа одевает в прозрачные платьица, вызывающие шортики и т.п. Эта девочка, вовсе еще не помышляя о сексе, постоянно останавливает на себе невольные похотливые взгляды прохожих, а на духовном уровне дух ее смущается от множества бесстыдных предложений, которых еще толком не понимает, но которые отвечают дремлющему в ней врожденному злу и, сверх того, льстят незрелому самолюбию. Так исподволь, незаметно совершается ненаказуемое растление. Что же говорить о тех детях, которых родители фотографируют голыми или в сомнительных позах и посылают снимки на разного рода "конкурсы" и в бульварные газеты!

Все это позволяет увидеть в новом свете феномен "доступности" женщины. Известна поговорка, что мужчины ведут себя с женщиной так, как она им это позволяет. Обычно имеют в виду ее внешнее поведение; однако корень, по-видимому, скрывается в том, с какой степенью готовности ее дух откликается на нескромные предложения, поступающих от духов видящих ее мужчин. Если степень эта велика, мужчины чувствуют как бы зеленый свет со всеми вытекающими последствиями. Напротив, если дух женщины с порога отвергает духовные домогательства, мужчины чувствуют холодность и теряют возникший на мгновение интерес. Ибо за исключением патологических насильников (которые жестко сдерживаются Господом), нормальные мужчины всегда ищут взаимности, так как суть любви есть сочетание. Таким образом Господь промыслительно ограждает добродетельных женщин от приставаний; и чем менее женщина склонна потворствовать домогательствам, тем меньше возможности у развратников зацепиться.

О критерии совершенства наших дел

Взявшись делать что-либо, человек желает сделать это как можно лучше. Но как бы хорошо, аккуратно и продуманно он ни сделал, всегда оказывается, что можно было сделать еще лучше, аккуратнее и совершеннее. Тогда возникает вопрос: что считать хорошо сделанной работой и что - браком, требующим переделки? Где критерий качества, где граница между допустимым и негодным? Ведь предела совершенству нет, разве только в Боге; но человек - не Бог, и потому абсолютное совершенство для него недостижимо.

Значит, следует найти тот уровень совершенства, который, вслед за игроками финансовых аукционов, можно было бы назвать ценой отсечения: все, что ниже этого уровня, плохо, а все, что превосходит его - хорошо. Важность решения этой проблемы видна хотя бы из судьбы художника Иванова, который битых двадцать лет, едва сводя концы с концами, все совершенствовал свое "Явление Христа народу", пока не умер. Или Гоголя с Флобером, которые "рисовали, рисовали, да и зарисовались".

За отправной пункт рассуждений можно взять ту истину, что единственно важным для человека является вечное, т.е. его дух. Дух этот пребывает в Духовном мире и формируется там Господом посредством земных дел человека, которые суть орудия этого формирования. Таким образом, все наши земные обстоятельства имеют значение лишь в качестве этих орудий, а не сами по себе.

Если мы хотим забить гвоздь, то нуждаемся в молотке. Конечно, если он без ручки или все время соскакивает с нее, работа превращается в пытку; но, с другой стороны, мы вовсе не требуем, чтобы форма его была изысканной, а ручка - позолоченной. Требования к молотку строго функциональны: он должен быть пригоден для забивания гвоздей, все прочие качества не имеют значения.

То же можно сказать о любом нашем земном деле. Всякое дело (не касаясь грехов) есть некоторое орудие, употребляемое Богом без нашего ведома для достижения тех или иных духовных целей. Мы не можем знать истинного значения того, что делаем. Мы не знаем, как долго будем делать это и что будем делать дальше. У мастера под рукой набор инструментов, и он не продумывает порядок и последовательность их использования, но по мере надобности берет тот или другой и работает им столько, сколько реально необходимо.

Именно поэтому иные наши дела оказываются мимолетными, тогда как другими мы занимаемся многие годы. Наш дух подобен неоконченной скульптуре, и мы не ведаем, что именно будет делать мастер в следующий момент и каким инструментом при этом пользоваться. Мы живем в мире конечных проявлений, и потому не знаем причин и целей происходящего с нами, а видим вокруг одни только инструменты, принимаемые по казательности за самоцель.

Мы инстинктивно, равно как и по воспитанию, знаем, что делать всякое дело нужно хорошо. Дальше возможны два варианта. Если мы принимаем дело за самоцель, то придаем ему абсолютное значение, которое естественным образом требует абсолютного совершенства, а оно для человека недостижимо. Если же мы рассматриваем исполняемое дело как некоторое орудие или средство достижения определенных духовных целей, то озабочены лишь его функциональным соответствием этим целям. Трудность в том, что мы не знаем и не можем знать этих целей, знаем только, что они есть.

Проблема решается, если помыслить, что нет ни одного побуждения и ни одной мысли, которые исходили бы от нас самих. Все они наитствуют либо от Неба, либо от ада, а мы только принимаем или отвергаем их. Если дело, исполняемое нами по расположению, не является грехом, то наитие пришло с Неба, следовательно, от Господа, а от Него не может исходить ничего вредного или бесполезного. Всякое небесное наитие имеет духовную цель, а ее исполнение в последних является орудием. Мы не знаем, для чего именно потребовалось это орудие, видим только, что оно потребовалось, и потому должны действовать.

Что же до степени совершенства, оно диктуется тем же наитием. Мы должны делать то, что нам хочется, так, как этого хочется, и до тех пор, пока хочется. Получается, как в игре "горячо-холодно": ребенок не знает, где спрятана вещь, но ему непрестанно подсказывают верное направление, двигаясь по которому, он приходит к цели. Впрочем, иначе у нас не может и быть. Знать цель своих действий - значит выйти из узкого момента настоящего в некоторое будущее время, следовательно (в принципе) во всякое время, т.е. уподобиться Богу, что и пытаются делать люди адского склада. Но коли мы остаемся в настоящем, то будущее для нас закрыто, и возможна только подсказка направления со стороны того, кто знает это будущее, т.е. со стороны Бога.

Подсказка же осуществляется наитием, точнее, сочетанием наития в волю, ощущаемого нами как расположение к некоторому действию, и наития в разумение, сознаваемого нами как умственное просветление касательно этого действия. Человек, испытывающий Божье наитие, не ощущает его сознательно так, как школьник в полном рассудке воспринимает подсказку товарища. Он просто чувствует в себе расположение сделать что-либо в сочетании с пониманием, как это лучше сделать. И по мере того, как он это делает, расположение подсказывает ему верный путь так же, как уклон местности определяет русло реки.

Время для нас есть не что иное, как последовательность мгновенных состояний; в каждом из них мы ощущаем расположение; и как только в действиях своих сбиваемся с курса, удовольствие наше слабнет и сменяется неудовольствием. Нам как бы говорят: было горячо, горячо, а теперь холоднее. Вот почему вопрос о степени совершенства нашей работы на самом деле просто не существует: вопрос этот предполагает знание цели, ради которой делается работа, а мы ее не знаем.

Мы живем в настоящем мгновении и действуем в соответствии с текущим расположением, и что сейчас постигаем как правильное, то и делаем. И отсюда же вытекает мера делаемого нами, как в отношении количества, так и в отношении качества, и любого другого возможного фактора. Мы не должны загодя определять и рассчитывать эту меру, потому что тогда впадем в самопромышление. Наша задача гораздо естественнее и легче: просто жить, прислушиваясь к своему сердцу, и что оно в каждый момент подскажет нам, то и делать.

Не мы отвечаем за качество и количество выполненной нами работы, а Бог, который побудил нас сделать то, так и настолько, как это было необходимо Ему для формирования нашего духа. От нас лишь требуется не впадать в нерадение и другие адские наклонности. Поэтому ни одно земное дело не может быть выполнено абсолютно, т.е. с идеальным совершенством, но все они по видимости оказываются в разной степени недоделанными и несовершенными. Видимость же происходит оттого, что мы не знаем истинной цели этих дел.

О проектах

Когда перед разумным человеком возникает необходимость решения масштабной, сложной, запутанной, многоходовой практической задачи, первое, что приходит ему в голову, - это разработать проект, некоторый алгоритм своих действий с начала и до конца, и затем действовать согласно нему. Успешное решение таких задач без предварительной умственной проработки представляется невозможным; между тем невозможна и бессмысленна именно эта проработка.

Ибо человек реально живет лишь в мгновении настоящего, проект же охватывает некоторый временной отрезок, в особенности если он, подобно сетевому графику, увязывает не только последовательность работ, но и сроки их выполнения. Такие проекты были бы в некоторой степени выполнимы, если бы сохранялась неизменность исходных условий, применительно к которым и составлялся проект. Так, сетевой график строительства здания, незаметно для его составителей, исходит из множества само собою подразумевающихся вещей: что во весь период строительства не начнется войны, не прекратят выпускать кирпич, хватит финансирования, не станет начальником противник этого строительства, и т.п. до бесконечности.

Следовательно, чем более проект отстранен от реальной живой жизни, тем он выполнимее, и чем он крепче с нею связан, тем труднее его исполнить. А поскольку само составление проекта также требует известного времени, то зачастую проект устаревает, еще даже не будучи завершенным. Ибо его главное условие - неизменность исходных условий задачи - никогда не соблюдается и соблюдаться не может, поскольку каждое следующее мгновение приносит бесчисленные и разнообразные перемены. А так как мгновения неостановимо следуют одно за другим, этих перемен становится все больше, и, даже мелкие, они суммируются, нарастают как снежный ком и мало-помалу уводят нас все дальше от исходного положения вещей.

По счастью, сама жизнь, т.е. Божественное Провидение, расставляет все по местам. И делается это посредством насущной необходимости. Ибо человек может на досуге сочинять и планировать что ему угодно; однако едва он приступит к делу, как выясняется, что некоторую ее часть по тем или иным внешним причинам необходимо выполнить немедленно.

Когда я пришел в бухгалтерию фирмы N и обнаружил там общий завал, первым моим естественным желанием было начать разгребать все по порядку. Однако я не мог этого сделать вначале потому, что надо мною оставался еще прежний начальник, к компетенции которого это относилось, и еще потому, что сам только входил в курс дела и разбирался с самыми насущными вещами. Когда же через три недели я занял его место, пришлось срочно налаживать прохождение платежей, без чего не могла нормально жить фирма. А впереди уже надвигался квартальный отчет, который невозможно было сделать без установки и освоения новой компьютерной программы. Когда же, отделавшись от отчета, я хотел уже свободно вздохнуть и заняться чем-нибудь по плану, у директора неожиданно возникла идея раскладывать средства на депозиты в разные банки.

И так железная необходимость момента кидала меня из одной стороны в другую, все не давая заняться систематическим наведением порядка. Но результатом этого шарахания в конечном итоге и стал требуемый порядок, только наводился он не так и не в той последовательности, как я мог бы запроектировать, а так, как это было угодно Богу. Порядок этот вышел ущербным и кособоким, однако он, сложившийся естественным путем, в точности отвечал положению дел фирмы в целом. Когда же наконец наступила желанная отдушина и я принялся было за систематические действия, немедленно выяснилось, что они, хотя по теории и нужны, но объективно неосуществимы. Ибо они выходили за пределы стен бухгалтерии и требовали корректировки действий других подразделений фирмы, но директор вовсе не собирался этим заниматься и усложнять свою веселую жизнь. И все мои объективно правильные инициативы так и остались на бумаге, а сделано было лишь то, что пришло и сложилось само собою, без моих планов.

Таким образом, складывается пародийная ситуация, когда люди всерьез размышляют и планируют, а реальная работа ведется сама по себе, не как задумано в планах, а как того требует злоба дня, которая есть не что иное, как средство Божественного Провидения. Но люди не видят и не понимают этого и твердо убеждены, что план их в целом исполняется, только жизнь вносит некоторые поправки. Но если бы они пригляделись внимательнее или обратились хотя бы к истории любого крупного дела, будь то строительство, война, реформа и т.п., то ясно увидели бы, что планы, решения и соображения почти никак не связаны с тем, что вышло на деле. Дело идет каким-то своим непостижимым образом, как слон, не обращающий внимания на Моську.

В любом крупном деле получается то же, что у средневекового пилигрима, вышедшего в дальний путь. Он, конечно, знал цель своего путешествия, но само это знание было больше мифологическое, чем действительное. Ибо он шел не в реальный, по книгам изученный и на фотографиях виденный Иерусалим, а в сладкую мечту, как она случайно сложилась в его голове. И он знал путь к своей цели, но не как современный автомобилист изучает атлас со всеми километрами и бензоколонками, а как Аленушка ищет своего Иванушку, скорее интуицией, чем здравым рассудком. По-настоящему реальным для пилигрима был только сегодняшний день и тот кусочек дороги, по которому он непосредственно шел. И он не задумывался о том, как будет переплывать Босфор, до тех самых пор, пока случайно не натыкался на него. Никакой карты не было в его голове, а была лишь Божья земля, от горизонта до горизонта, и он по ней шел.

О неизбежности одиночества

Человек не создан Богом для одинокой жизни; в Слове даже прямо сказано: "Не хорошо человеку быть одному". Необходимость в обществе других людей есть внешняя и внутренняя. К первой относится житейская взаимопомощь, совместные развлечения, работа и т.п. Однако гораздо важнее внутренняя необходимость в общении, которая является потребностью духовного сочетания с окружающими людьми. Коль скоро второе не исполняется, то первое теряет в глазах духовно развитого человека всякую привлекательность.

Ибо духовное сочетание есть сердце всякого человеческого общения; выкинь его - и останется одна пустая, ни к чему не годная скорлупа. Но сочетание возможно лишь с духовно родственными людьми. Собаки образуют стаи с другими собаками, кошки с кошками и лошади с лошадьми, но не бывает стай смешанных. Общество человеческое по духовным качествам его членов следует закономерности: чем более стандартными оказываются качества души человека, тем более центральное положение он занимает, тем больше и легче у него возможность общения с другими подобными индивидами. Но чем сильнее отличается личность от этого средневзвешенного стандарта, тем дальше она находится от центра и тем сложнее ей установить прочные духовные связи.

Нет сомнения, что в сегодняшнем обществе центр составляют люди (а) по духу своему адские, во всяком случае, не преобразованные, (б) по интеллекту и интересам - ограниченные обыватели. Для человека духовно преобразованного и интеллектуально развитого свойство (а) отсекает возможность духовного сочетания, а свойство (б) делает неинтересными даже внешние контакты. В общей модели общества такие личности занимают чрезвычайно удаленные от центра позиции, и даже до такой степени, что выглядят не столько членами этого общества, сколько невольными его спутниками. Общение их с окружающими людьми сводится к деловым контактам по службе и разговорам о погоде с соседями и родственниками; духовное же сочетание возможно лишь с другими подобными личностями; но поскольку их чрезвычайно мало, нередки длительные периоды полного духовного одиночества.

Такие люди должны ясно отдавать себе отчет в объективной невозможности сочетания с окружающими обывателями, в непреодолимости статуса белой вороны. Тем важнее для каждого из них связь с любым случайно встреченным духовно близким человеком, но в максимальной степени это правило относится к жене. Степень духовной близости с женой определяет эмоциональное счастье или несчастье его земной жизни в целом.