Грех и грешники

Автор: Михаил Глебов, 1997

Жизнь без греха

Бытие человека без Греха, равно как и бытие с Грехом, есть в первую очередь его состояния. Всякое же состояние - бесконечно сложный комплекс бесчисленного множества внешних и внутренних факторов, составляющих бытие человека в рассматриваемый момент времени. Это делает невозможной краткую и исчерпывающую инструкцию поведения, как нельзя выполнить чертеж скульптуры. Однако скульптуру можно увидеть - и получить от нее впечатление. Так и состояние можно представить - и, опираясь на интуицию и житейский опыт, восстановить все прочее.

Я пришел к выводу, что если не вникать в теоретические тонкости, а оперировать грубой, но привычной казательностью, то состояние человека, сбросившего с себя Грех, характеризуется в первую очередь сосредоточенностью в настоящем мгновении. В самом деле, Грех кратчайшим путем ведет к самопромышлению, а самопромышление, как и любое руководство, не может всецело сосредотачиваться в текущем моменте, но главным образом работает на перспективу. Это приводит к тому, что человек большую часть времени проводит в мыслях о будущем: о том, что ему следует сделать, что может с ним случиться, какие трудности придется ему преодолевать. Соответственно, в настоящем времени он пребывает урывками. Если же человек отбросил Грех, значит, он доверился Богу и уже не должен заботиться о своем будущем сам. Поэтому он может позволить себе роскошь, не думая о завтрашнем дне, наслаждаться всеми благами текущей минуты.

Во-вторых, всякое руководство влечет за собою ответственность, а где ответственность - там нервное напряжение. Грешный человек, ведущий себя сам, считает, что за всякую ошибку ему придется расплачиваться, а поскольку он неизбежно действует в условиях неопределенности, каждое его решение оказывается рискованным. Он как бы все время находится под Дамокловым мечом случайности: сколько бы он ни раздумывал, сколько бы ни анализировал, - всегда остается опасение, что все пойдет наперекосяк. Праведник же, доверив себя Богу, знает, что Бог управляет не только им самим, но и всем миром, стало быть, и теми внешними условиями и опасностями, которые грешник тщетно пытается избежать. Отсюда вытекает неизменное спокойствие праведника: он убежден, что никакая беда не может произойти с ним случайно, лишь бы он сам не сделал какого-нибудь зла.

В-третьих, грешнику всегда плохо, что вынуждает его вечно стремиться за горизонт. Настоящее для него есть лишь постоялый двор на дороге к счастью. Праведнику же, напротив, всегда хорошо: сегодня Бог дал одну радость - завтра даст другую; и потому надо не бежать за счастьем куда-то вдаль, а получать удовольствие в существующей ситуации, потому что завтра ситуация изменится, а с нею придет и новое удовольствие.

В-четвертых, грешник всегда озабочен материальными проблемами: как устроиться на престижную работу, как заработать больше денег, как достать модный костюм и т.п. Праведник же вовсе не думает об этом. Нужно ему немного; и все, что нужно, ему с легкостью дает Бог. Поэтому для грешника материальные проблемы служат вечной головной болью, праведник же о них не печется.

В-пятых, грешник конфликтен: сталкиваясь с людьми, он хочет получить от них пользу или удовольствие - те, которые входят в его замыслы, но не те, которые они объективно могут дать. Отсюда возникают взаимные неудовольствия, разочарования и ссоры. В общении с людьми грешник подобен беспокойному ребенку, который и сам не отдыхает, и другим не дает. Это еще во многом происходит потому, что грешник всегда ищет счастье вне себя, стремясь посредством общения заглушить ту боль, которая терзает его дух изнутри. Праведник же удобен в общежитии: он ничего ни от кого не требует, ибо прекрасно знает, что насильно мил не будешь. От плохих людей он просто отходит в сторону, при необходимости даже делая им уступки; хороших же принимает такими, какие они есть, не навязывая им своих взглядов и правил. За это к нему благоволят и худые, и хорошие, так что зачастую ему приходится буквально убегать от неподходящих людей, которые хотели бы подружиться с ним.

В-шестых, грешник всегда ненавидит или, по крайней мере, недолюбливает то дело, которым занимается, потому что считает его ниже своих способностей или достоинства, а себя - достойным гораздо более высокого положения. Праведник же добросовестно выполняет свою работу, и оттого постепенно находит в ней интерес и удовольствие. Поэтому грешник работает плохо - в досаду себе и окружающим, а праведник - хорошо, и сам оказывается доволен, и другие им довольны. В результате праведника, безо всяких его происков, могут неожиданно повысить в должности, тогда как грешника если и не выгоняют, то, по крайней мере, профессионально не уважают.

Вообще и в частности

Жизнь всякого человека проходит в мелких конкретных делах и обстоятельствах, которые тысячами возникают и исчезают ежедневно. И люди неразвитые - обыватели - живут в потоке этих мелочей, не забивая себе голову вещами более сложными и отдаленными. Но чем уровень развития человека выше, тем яснее начинает он понимать, что одолевающие его мелочи - лишь следствия и частные случаи каких-то более общих и, следовательно, более важных закономерностей. Отсюда рождается мысль, что, познав эти закономерности, можно построить свою жизнь по оптимальному плану и добиться исполнения важнейших желаний. Мысль эта, упав на благодатную почву любви к себе, дает Самопромышление.

Всякий поступок имеет три составляющих. Желание, возникающее в человеческой воле, служит целью, или первым. Способ осуществления, разрабатываемый мозгом, служит средством, или средним. Наконец, сам практический поступок является действием, или последним. Человек, подверженный греху, любит себя больше Бога и потому ставит свои похоти выше Божественных Заповедей. На практике это означает, что человек стремится вести себя по жизни сам. Это ничем не ограниченное своеволие является его самой глубокой и важной целью.

Но цель не может быть реализована, пока человек не знает способы ее реализации. Здесь-то и приходит идея: понять общие закономерности, управляющие житейскими событиями, и воспользоваться ими в своих целях. Самопромышление есть сознательное преследование человеком наперед поставленных им земных целей. Но самоволие, попирающее волю Бога, есть зло; соответственно, мнимое знание человеком закономерностей земной жизни есть ложь. Злу всегда присуще соединяться с соответствующей ему ложью; сочетание зла и лжи составляет ад.

Самопромышляющий человек прав, когда утверждает, что мелкие житейские факты объединены скрытыми от глаз закономерностями. Ошибка же его в том, что закономерности эти суть Законы Божественного Порядка, истекающие от Господа и пребывающие в Духовном мире. Но человек ищет закономерностей в пределах натурального мира, в так называемых законах природы. Природа в Мироздании составляет последнее, т.е. действие, и в этом качестве содержит в себе всю полноту Божественного порядка. Но именно эта исчерпывающая полнота, т.е. синтез всей бесчисленности Божественных Законов, не позволяет человеку путем непосредственного наблюдения разложить эту пеструю совокупность на составляющие элементы.

Природный мир подобен экрану, на который падают тени от всевозможных предметов, так что получается одна сложная совокупная их тень, и наблюдатель, не видящий исходных предметов, не может объяснить, какие предметы и как ее образовали. Глядя на один край тени, он видит, что она округлая, и предполагает, что исходный предмет есть шар. И шар действительно есть - но не он один дает тень. Человек, полагая, что выявил закон, утверждает, что тень и дальше будет круглой - но дальше она становится квадратной, потому что неподалеку от шара располагается куб.

Именно по этой причине мы чувствуем такую двойственность в познании природы и земной жизни вообще. Нам то и дело кажется, что мы сыскали некую закономерность, адекватно объясняющую события; и такая закономерность действительно существует, но не она одна. И в тот самый момент, когда мы совершенно уверились в абсолютности и непогрешимости найденного правила, оно внезапно дает сбой. Но это вовсе не значит, что найденное правило ложно; это означает лишь, что рядом с ним присутствует другое, еще неизвестное нам правило, которое при определенных условиях вступает в действие. Поэтому все наши знания кажутся не целой окружностью, а какими-то дугами и отрезками, которые в некоторых случаях объясняют дело, но в других, аналогичных, - теряют силу, и там уже другие закономерности, точно такого же локального действия. И человек, глядя на природу, не может понять всей сложности действующих на нее причин. Но он сможет в некоторой степени понять их, если поднимет голову и обратится к Богу.

Самопромышление не может не заблуждаться, ибо оно - грех, грех же заставляет человека отвернуться от Бога, а истинное решение всех проблем заключено в Боге. И как у математической задачи существует только одно верное решение, но бесчисленное количество ложных, так и верное понимание жизни содержится только в Боге и Его Законах, а все самочинные домыслы человеческого разума ложны, и их крайнее разнообразие только доказывает их ложность. Особенно показательна философия: нет, пожалуй, ни одного сколько-нибудь серьезного философа, который во всем соглашался бы с кем-либо из своих предшественников и не создавал собственной системы.

Человек, освободившийся от Греха, очень хорошо понимает, что искомые общие закономерности существуют, и даже так, что ими держится все Мироздание. В то же время он сознает, что закономерности эти столь многочисленны и сложны, что в совокупности своей непостижимы даже ангелам, а не только земному человеку. Отсюда вытекает его практический подход к проблеме, заключающийся в следующем. Во-первых, он признает, что оперировать Законами Божественного Порядка в силах один Бог, и потому общий ход человеческой жизни может определяться только Им. Во-вторых, знание элементов этих Законов позволяет человеку хотя бы постфактум понимать, что и почему с ним произошло. В-третьих, это же знание позволяет ему в условиях свободного выбора отвергать явно неподходящие варианты. Он не претендует на глобальное, всеохватывающее знание и не противится Богу, следствием чего становится счастливая земная жизнь и блаженство в вечности.

Чувственный дух Внешнего ада

Старик Х очень интересуется политикой: он смотрит подряд все выпуски новостей, следит за думскими распрями и сильно честит правительство. За обедом все его разговоры состоят в критике тех или иных государственных деятелей. Любит он также смотреть "круглые столы", обсуждающие политические вопросы. Но вся его критика замыкается на неполюбившихся ему персоналиях да на том утверждении, что раньше все лучше было. Если прочитать ему серьезную аналитическую статью по тем же самым вопросам, он выслушает без удовольствия и даже с нетерпением, а через час будет повторять все прежнее, как будто ему ничего читано не было.

Также если по телевизору вдруг прорвется серьезная передача, где рассматривают не сплетни, но причины и корни событий, он начинает греметь посудой, спрашивать других о чем-нибудь постороннем или даже вовсе уйдет из-за стола. Совершенно очевидно, что он или не хочет, или не может понимать суть того, чем демонстративно интересуется.

На самом деле суть его вовсе не интересует. Во-первых, ему скучно, и надо чем-то занять свое время. Во-вторых, его распирает злоба за то, что он прожил не так, как ему мечталось, и сейчас живет вовсе не так, как, по его мнению, он того заслуживает, да еще, вдобавок, вынужден делать что-то полезное по дому. Злобу надо на ком-то срывать, а поскольку она генерируется все время, то и облегчать душу необходимо также все время. Но срывать зло на близких небезопасно, ибо перевес физической и экономической силы на их стороне; если же подпускать шпильки немногим уцелевшим телефонным приятелям, то они просто перестанут звонить.

И тогда интуитивно находится оптимальный выход - удобный, постоянный, безопасный. Правительство! Вот кто, сволочь, во всем виноват! Информационные агентства работают круглосуточно, политики не переставая тузят друг друга и льют грязь. Перед глазами разворачивается панорама гладиаторских боев, созерцанием которых зрители могут услаждать свою жестокость и недобрые чувства. Вот сидит сволочь - а ну дай ему! А сам ты тоже сволочь - погоди, вот сейчас тебе дадут! Политик истребляет политика, а старик Х радуется, как будто это он сам, своими великими силами истребил его. Ему не нужно сути, не нужно понимания; ему нужно единственно услаждать собственные недобрые чувства, вынужденно перенесенные на далеких и лично ему неизвестных политиков.

С другой стороны, ему приятно сознавать себя добрым, справедливым, заботливым человеком. Вникать в нужды членов семьи и реально включаться в решение их нелегких проблем - трудно, хлопотно и накладывает лишние обязательства. Поэтому он предпочитает такие проблемы не замечать, а когда ему о них заявляют прямо, он сразу становится оптимистом, успокаивая своего озабоченного ближнего теми соображениями, что "все перемелется", что "при твоих способностях ничего плохого с тобой произойти не может" и т.п.

Еще он очень любит давать непрошеные и пустые советы: "не забудь надеть шапку", или "скушай еще яблочко" - когда это яблочко свободно лежит у того перед носом. Также если принесут несколько разных пирожных, он будет очень хлопотать, чтобы не взять себе пирожного больше или красивее, или не взять его с блюда первым, и начнет предлагать соседу красивый цукатик со своего пирожного, и чувствовать свое благородство в сравнении с тем, кто угостился без церемоний. Этот фарс может продолжаться томительно долго, и если кто-нибудь выразит нетерпение или брезгливость, то обидит несчастного Х до глубины души.

Но лучше всего добрые чувства тренируются просмотром "мыльных опер". Сам Х в светлые свои минуты признает, что "все это муть", и даже поначалу, когда они только пошли, не смотрел их, подчеркивая тем свое принципиальное отличие от тех "обывателей", которые до этого опустились. Однако природа скоро взяла верх, и теперь главным событием дня является именно сериал, ради которого игнорируется даже очередной выпуск новостей. Сериал - это святое; приди в это время родной человек с тяжелой бедой или вернись он из трехмесячного путешествия - его вмешательство вызовет лишь открытое раздражение.

В сериале Гонсалес разлучен с нежно любимой им Марианной. Гонсалес плачет, и старик Х чуть не плачет тоже, упоительно наслаждаясь своей добротой, благородством, состраданием и прочими лучшими чувствами. Характерно, что если его спросить о содержании позавчерашней серии, он не вспомнит, как не вспомнит и позавчерашних думских потасовок. Ему не важен сюжет во всей его целости и развитии, как не нужны и причины политических скандалов, - ему нужно лишь удовлетворить текущие потребности своей души. И как кошка, не разбирая, трется об ногу хозяина или о спинку стула, чтобы получить приятное телесное ощущение, старик Х ласкает свои чувства здесь и сейчас, и его вовсе не интересуют те предметы, о которые он их ласкает.

За всем тем он не может признать своего морального уродства: в самом деле, он справедлив, добр, чуток, всегда стремится помочь ближним, он в курсе происходящих событий, всегда может поддержать интересный разговор, но вынужден терпеть несправедливое пренебрежение своих ближних, которые, если по совести разобраться, с нравственной точки зрения не стоят и его мизинца. Отсюда вытекают многочисленные нравственные поучения и замечания, и тот факт, что они обыкновенно встречают отпор, лишь подтверждает степень падения окружающих.

Старик Х чувствует себя последним могиканином, пережившим свое добродетельное поколение и доживающим дни в чужой, враждебной, не понимающей его среде чисто адского свойства. Естественным следствием такого взгляда становится обращение к религии в ее фарисейских и обрядовых формах; и вот уже на стене появляется икона с лампадою, и раз в месяц он тащится через улицу в церковь поставить свечки, и не просто, а с записочками, за умерших (чтобы молили о нем Бога на том свете) и за неблагодарных живых, которых он по своей душевной доброте и кротости не только по-христиански прощает, но даже и просит за них. На этой стадии оказывается, что нравственная разница между стариком Х и его домочадцами вырастает еще на порядок: он уже не просто нравственный человек, но почти святой и теперь будет в раю; а они не только глупые, безнравственные люди, но еще и неверующие, - и обречены аду. Вот теперь и посудите, каково старику Х живется в своем доме. И каково окружающим живется с ним…

Конечно, старик Х обречен аду и духом своим уже вполне созрел для него, так что посмертное пребывание его в Мире Духов вряд ли окажется длительным. Ясно также, что он пребывает в любви к себе, т.е. в аду дьявольском, противоположном Третьим Небесам. Однако, думаю, было бы ошибкой сгоряча приписывать его именно к третьему, самому глубокому аду: в нем нет горячей, активной любви ко злу, ни коварства, столь свойственного злым гениям; его зло вполне бессознательно, бессмысленно, - плотского, чувственного, животного происхождения.

Он лишен всякого разумения и постижения, даже разумения и постижения лжи; его мысли и понятия не простираются дальше его персоны, замыкаясь на собственных ощущениях, и гаснут, чуть выйдя наружу. Ему, в сущности, не хочется ни господствовать, ни прославиться в широких масштабах, а только пребывать в самососредоточенном удовольствии, как свинья пребывает в луже, блаженствуя чувственно и не обращая внимания ни на кого вокруг себя. Да, старик Х слишком легковесен для злого гения; это - простой чувственный дух, почти сравнявшийся с животным миром. Место его в Последнем аду, среди тех "низких существ ада", которые лишены всякого постижения.

Вообще современное состояние жителей нашей планеты таково, что лишь очень немногие становятся настоящими ангелами высших Небес или настоящими дьяволами глубоких адов; для этого они слишком поверхностны, слишком погружены в чувственное, натуральное, животное начало, слишком "несерьезно" относятся к развитию собственных задатков добра или зла, так что и те, и другие остаются преимущественно в потенции. Подавляющая масса людей так и не выходит из нулевой зоны, разбредаясь по смерти в примерном соотношении 1:10 в Последние небеса и в Последний ад. Все они по общим духовным меркам относятся к той категории, которую Данте назвал "ничтожные". Они мало любили добро, и потому не получат высшего блаженства; они слабо любили зло, и потому не заслужат глубокого ада. Чувственную, животную земную жизнь свою они по соответствию продолжат и в вечности.

О влиянии ада на людей

Ад воздействует на земных людей двояко: через зло и через ложь. Первое воздействие обращено сначала на волю, а потом на разум, второе - сначала на разум, а потом на волю.

Влияние через зло ощущается как неожиданный всплеск дурных чувств по отношению к каким-либо людям. Я хорошо знаю этот феномен по собственному опыту. Обычно он провоцируется воспоминанием о какой-нибудь обиде или вообще о чем-либо неприятном. Однако это, скорее всего, одна видимость, или, если угодно, рациональное оправдание волевого аффекта. Характерно, что подобные вещи случаются, как правило, не в самый момент обиды, на которую я часто почти не обращаю внимания, но впоследствии, когда она вдруг вспоминается и кажется совершенно нестерпимой. Именно поэтому я и считаю, что это - лишь повод, видимость, предлог.

Внезапно осознав "обиду", неожиданно чувствуешь внутри адский жар, т.е. жгучую и деятельную ненависть, стремление мстить, вредить, бить и даже убивать "обидчика". Мышцы при этом напрягаются, дыхание учащается, нередко я ловлю себя на том, что начинаю бегать по комнате и даже интенсивно подпрыгивать на одном месте. Единственный плюс всего этого тот, что если ты замерз, то быстро и радикально согреешься. Одумавшись, я молю Бога о помощи, и этого, как правило, достаточно, чтобы адский жар, как наваждение, мгновенно рассеялся.

Этот феномен ясно показывает, что не сама как таковая обида служит причиной ответных жестокостей, а любовь к жестокостям ищет повода для их применения, цепляясь за такие мелочи, которым иной человек не придал бы значения. Здесь, кстати, лежит ответ на вопрос, почему худые люди так щепетильны в отношении своей "чести". Во-первых, пребывая в любви к себе, они болезненнее всего чувствуют покушения на эту любовь, хотя бы мнимые; а во-вторых, понесенные обиды дают им моральное право разворачивать в ответ боевые действия.

Влияние через ложь не столь прямолинейно. Заключается оно в злоупотреблении воображением. Воображение дано человеку в первую очередь для творчества; впрочем, это материи настолько сложные, что я не берусь судить о них. Ясно лишь, что воображение существенно необходимо человеку, и без него он был бы тупым автоматом. Но воображением, как и всем, что существует на свете, можно злоупотреблять.

Известно, что весь рассудочный аппарат человека дан ему для того, чтобы способствовать воплощению в жизнь его желаний, находя практический способ их реализации. То есть служба нашего рассудка со всеми его подразделениями есть обеспечение нашей практической деятельности, как задача двигателя автомобиля - обеспечение его движения. Но двигатель может работать вхолостую, напрасно поглощая топливо, но не приводя к движению. Иногда это необходимо, но двигатель, постоянно работающий вхолостую, не исполняет своей службы. Точно так же и с разумом.

Холостая работа рассудочного аппарата человека есть фантазии во всех их обличьях и разновидностях. Правда, фантазии бывают злые и добрые, и даже вовсе отстраненные от жизни. Но как белая магия и черная магия - все равно магия, так и фантазии, каковы бы они ни были, имеют общие свойства и общее происхождение. Главная их характеристическая черта заключается в бесполезности, в холостой работе рассудка там, где он должен быть использован для дела. Я уверен, что если бы Золушка, вместо того, чтобы работать не покладая рук, сидела и мечтала о принце, она бы с гарантией его не получила, ибо принц был дан ей как награда за ее честную деятельную жизнь.

Иногда говорят, что мечты есть психологическая самокомпенсация человека, не способного добиться их осуществления в реальности. Очень может быть; но если голодный человек, вместо того, чтобы отправиться на поиски пищи, сидит и, пуская слюни, читает поваренную книгу, мы вряд ли ему посочувствуем. Конечно, мечты выражают потребности человека, потому что никто не станет с удовольствием размышлять о предметах ему безразличных. Но отсюда тем более следует, что он должен не ограничиваться одними мечтами, а искать способов осуществить их на деле, чтобы получить действительное удовольствие.

Злые фантазии составляют основу практического мировоззрения адского человека, который поэтому умудряется все видеть навыворот и находит козни и злоумышления где угодно; крайние тому примеры - Иван Грозный и Сталин. Однако если человек, считающий себя добрым, сидит и мечтает о том добре, которое он хотел бы сделать людям, а между тем на практике он просто сидит и мечтает, предпочитая пассивное размышление доступному ему деятельному добру, то это значит, что на самом деле ему нравится не столько делать добро как таковое, сколько ощущать себя делающим добро, а это уже самолюбование - элемент адской любви к себе.

Наша задача на земле - делать добро и нести свою службу, а воображение наше вместе с разумом и прочими способностями - лишь орудия выполнения этих практических целей. Если же разум работает вхолостую, то он работает ради самого себя, и из средства незаметно превращается в самоцель. Происходит извращение порядка, а всякое извращение есть дело ада. С другой стороны, ничто так не способствует развитию фантазий, как праздное состояние, которое монахи недаром называли изголовьем дьявола. Да и офицеры говорят, что если солдатам оставлять свободное время, никто не знает, какая блажь придет им в голову.

Фантазии привлекают нас тем, что они легки, не требуют трудозатрат и позволяют виртуально наслаждаться труднодостижимыми в реальности вещами. Но мечтами не сформируешь свой дух, как размышлениями о хлебе не наешься. Мечты улетят, а человек останется ни с чем.