Маятник пошёл вниз

Автор: Михаил Глебов, июль 2014

На днях я выложил на сайт свои старые записи о снах и знамениях, предрекающих возможность гражданской смуты. Вторым по счёту там описывался сон о бесконечной, уходящей к горизонту веренице заготовленных пыточных колёс, вдоль которых я пролетал. В связи с этим мне захотелось коснуться аспекта общественной жизни, который в публицистике, при всей её разносортности, пока не попадался на глаза.

Дело в том, что всякую живую и действующую систему можно уподобить маятнику. Маятник находится в покое в своём естественном состоянии. Для физических систем это будет его нижнее положение, в котором его потенциальная энергия минимальна. Для социальных систем, от единичного человека и до огромного государства, естественное положение зависит от громадного множества факторов, среди которых лидируют духовные - или, если угодно, морально- нравственные. Если, к примеру, рассмотреть параметр конфликтности, для человека доброго и тихого норма окажется вблизи нуля, тогда как склочник сочтёт приятным умеренную вражду, ибо затишье гнетёт его скукой, а, с другой стороны, получать топором по башке тоже не хочется. И та, и другая крайность вызывают в нём напряжение и душевный дискомфорт. А у боксёра или боевика "норма" окажется существенно более экстремальной.

Попробуем взглянуть на человеческое общество в ключевом аспекте противостояния добра и зла, или "жестокости - гуманизма". Где у этого маятника естественное положение? Скажут, что цивилизация развивается, и потому её характеристики из века в век совершенствуются. Тем не менее, верующим людям известно, кто "князь мiра сего", а прочие, оглянувшись, видят вокруг себя тучи дурных людей с небольшим вкраплением добрых. Поэтому, не выискивая иных доказательств, я априори приму за основу, что в духовном отношении земное общество, как единое целое, усреднённо является природно-адским, т.е. преддверьем, предпольем настоящего ада. Ибо оно шествует библейским пространным путём, оставляя тесный путь в удел малочисленным чудакам, которых не любят, не уважают и не принимают в расчёт.

Если же мы определяем земное общество как природно-адское, естественным для нашего маятника окажется состояние умеренного зла. Именно это мы чаще всего наблюдаем в истории. Да, войны следуют одна за другой, но они больше заточены на банальный грабёж и лишь изредка оборачиваются геноцидом, поэтому Тамерлан с пирамидами черепов всё-таки остался в одиночестве. Да, бедных людей закрепощают, порой делают рабами, но сама экономическая целесообразность вынуждает их хозяев не лютовать зря. Обитатель глубокого ада был бы готов ради сердечного удовольствия замучить раба до смерти, пожертвовав его ценой; обитателю внешнего ада важнее сдержаться и не понести убытков. Да, детей секут в школах и семьях, но не убивают, не насилуют, не калечат. И так далее по всему спектру. Жестокие крайности типа инквизиции или ритуалов майя острыми огоньками вспыхивают то там, то тут, но они редки и даже современниками воспринимаются как аномалии.

Итак, естественное состояние природно-адского общества пребывает в зоне умеренной жестокости, это - объективный факт, который невозможно победить никакой моралистикой. Эта "норма" слегка варьирует от века к веку и от страны к стране, хотя я бы остерёгся искать определённую тенденцию. Доколе наш маятник занимает низшее положение, система устойчива, позволяя большинству не только выживать, но и ощущать известное довольство жизнью. Такая ситуация характерна для традиционных, патриархальных обществ, где ещё не народились образованные умники с завлекательными идеями, и безграмотное большинство как бы уносится потоком естественного хода вещей, вроде как железные опилки сами собой складываются в узор магнитного поля; и такие общества, пребывающие в равновесии, могут существовать бесконечно долго. В сущности, к ним доселе относится всё человечество, за вычетом образованных классов западных стран на протяжении нескольких последних веков. Но именно они-то и выступили локомотивом перемен.

* * *

Проблемы начались, когда с приходом Нового времени этот маятник стали искусственно раскачивать. Людям, получившим образование и не чуждым церковных заповедей, захотелось так исправить общество, погрязшее в явном зле, чтобы оно одумалось и стало паинькой. Ради этого они принялись сочинять хорошие книги, говорить проповеди и временами задействовать полицейский ресурс. Здесь-то и была допущена принципиальная ошибка.

Ибо, как мы знаем от Сведенборга, дух человека состоит из волевого начала (сердце) и рационального (разум), при этом именно сердце определяет качество духа, тогда как разум сам по себе не имеет никакой силы. Он советует, подсказывает воле, но не принимает самостоятельных решений. Стало быть, каково сердце человека, таков он сам и есть, включая его интересы, мировоззрение и вытекающее оттуда внешнее поведение. Стало быть, если вы недовольны злой и грязной жизнью общества и действительно хотите его исправить, вам нужно достучаться до сердец, т.е. идти к каждому человеку внутренним путём, как это испокон веков старается делать религия. Применительно к нашей схеме выйдет подобно тому, как если бы мы, не раскачивая маятник, медленно перемещали точку его подвески в сторону добра; и тогда соответственно смещалось бы его естественное нормальное положение. Лишь такая методика способна дать прочные результаты. Именно так, в сущности, Господь подготавливает людей, способных спастись, к Небу.

Но этот путь очень долог и труден, и для природно-адских реформаторов попросту невозможен. Они его даже не замечают, надеясь достичь желаемого внешним путём: воздействуя на умы граждан благими идеями и, в дополнение, на их тела - страхом законов. Но даже если умы подвластных людей по видимости оказывают согласие, их сердца, оставшиеся дурными, начинают противиться моральному насилию, в обществе зреет внутреннее напряжение, которое наконец, прорвав плотину благих идей и запретов, разряжается социальными катаклизмами. Ибо зло в той же мере нельзя замыкать в себе, как препятствовать выходу гноя из раны. Вот почему всеблагой и всевластный Бог ежедневно попускает нам грешить по мелочам. Природно-адское общество непрестанно генерирует в себе зло, которое мелкими источниками повсеместно выходит наружу и потому не застаивается внутри. Эти источники высохнут сами собой, если бы зло перестало рождаться. Но попытка искусственно затыкать их снаружи катастрофична, ибо препятствует естественному очищению общественного организма. Зло, как и гной, накапливаясь внутри, обретают ярость и ударную силу, которая в конце концов не может не прорваться наружу, только уже не копеечным родником, а губительным цунами.

Эта схема подобна тому, как если бы, не трогая точку подвески маятника, искусственно оттягивать его в плюсовую сторону. Но такое положение заведомо неустойчиво, ибо маятник, по мере отклонения от нормы, обретает всё больше энергии для обратного рывка. Сдерживать его нашим умникам становится всё труднее, и когда они наконец выпускают его из рук, он с размаху пролетает точку равновесия и уходит в минусовую область с его адскими ужасами, далеко затмевая привычный негатив традиционного общества.

* * *

Рассматривая этот колебательный процесс исторически, легко вычленить несколько последовательных циклов.

Началось с того, что корифеи Эпохи Возрождения, бывшие не добрее, но умственно развитее своих современников, догадались, что не бить друг друга - со всех точек зрения лучше и выгоднее, чем бить. Это открытие их поразило. И тогда они обрушились на патриархальную жестокость Средневековья с позиций античности, которую они знали только по мифам да книжкам философов и восхваляли много сильнее, чем она того заслуживала. В тот раз отклонение маятника в плюсовую сторону вышло копеечным, так как в отсутствие массовой интеллигенции идеалы гуманистов разделять было почти некому. Был создан лишь задел - идейный, литературный. Но я склонен думать, что именно он стронул с места лавину Реформации.

Тогда маятник, сорвавшись и пролетев через ноль, ушёл в минусовую область дальше привычной нормы. Ибо на сто лет зарядили псевдо-религиозные войны, отличавшиеся крайним ожесточением. Теперь побеждённых не просто грабили, но убивали как еретиков. Именно в это столетие пышно расцвели изуверские пытки и казни (включая упомянутые "колёса"), массовые сожжения еретиков, всевластие иезуитов и инквизиции. Население Германии, основной арены этих бесчинств, сократилось не то вдвое, не то даже вчетверо. И когда в 1648 году измученные державы Европы подписали Вестфальский мир, все наелись кошмарами по горло и не хотели их больше; и так первое колебание маятника сошло в ноль.

Но память бередила людские сердца, а между тем образованных людей становилось всё больше. Дремлющие идеи гуманизма вырвались из библиотек и получили массовое распространение, особенно благодаря трудам французских "моралистов" и "просветителей". Из них самый последний, Вовенарг, служа офицером французской армии, горько жаловался, что его солдаты, расквартированные в какой-нибудь деревне, напоследок обычно сжигают её ради забавы. "Любовь к добру сынам дворян жгла сердце в снах", - удачно пошутил Коржавин. И вот уже Руссо носится со своим "естественным человеком", промышленник Демидов добровольно строит в Москве громадный Воспитательный дом для брошенных младенцев из простонародья, в Смольном институте обучают барышень тонкости и деликатности, а из тёмных углов возникли первые вольнодумцы с идеями "свободы, равенства и братства". Это умственное движение на порядок мощнее того, что было при Леонардо да Винчи; маятник оттянут в плюсовую сторону гораздо дальше; но основная масса европейцев ещё живёт патриархально и не принимает участия в прогрессе.

Крайняя точка Эпохи Просвещения - начало Великой Французской революции. Казалось, хватит небольшого усилия, чтобы осуществились благие надежды лучших людей. Но маятник внезапно срывается со стопора и, пролетев ноль, уходит в область отрицательных чисел. Вот уж куда его точно не приглашали! Торжество справедливости во Франции оборачивается тотальной резнёй, затем Наполеон на штыках своей гвардии разносит военный пожар по всему континенту. Образованные люди, воспитанные в лучших чувствованиях, глубоко потрясены. И когда это не слишком долгое безвременье закрыто победой при Ватерлоо, они начинают с удвоенной силой тянуть маятник назад в сторону блага. И по мере того, как число образованных граждан растёт, они присоединяют свои усилия, начиная третий цикл.

На полные сто лет в Европе устанавливается процветание и мир. Развивается наука, растёт экономика, дилижансы сменяются паровозами. Гуманистические идеи приняты уже большинством населения, хотя они дробятся и делятся на теории, враждующие друг с другом. Одни больше хотят личной свободы, другие - социальной справедливости. В цивилизованных странах действует разветвлённое законодательство, право сильного отступает перед судом, всех учат, всех лечат, генералам связывают руки многочисленными конвенциями о недопустимых видах оружия, о содержании пленных, о защите мирных граждан. Умножаются республики, в монархиях берут перевес парламенты, границы открыты практически настежь. К началу ХХ столетия маятник отведён в плюсовую область до своего естественного упора. И по мере того, как отступают ужасы прошлого, учёные и политики принимаются доказывать, что войны между цивилизованными народами более невозможны, поскольку экономически невыгодны. И под это нежное воркование наступает 1914 год.

Что-то сломалось, и невозможное становится явью. Маятник, разрушив эфемерные сдержки, размашисто улетает обратно в ад. Мировая война, миллионы погибших невесть за что, социальные потрясения, крушения империй, гражданские войны и неустройства, агрессивные политические доктрины, сталкивающиеся между собой, - а вместе с ними возвращение голода, застенков, пыток, концлагерей, стеснённой бытовой жизни. Народы словно сошли с ума, бывшие "цивилизованные" страны кипят, а вдогонку по ним - эпидемия "испанки", и всемирный экономический кризис, и кошмарный апофеоз Второй мировой войны.

1945 год во многом повторяет 1648-й. Все насмерть пресыщены ужасами и, независимо от политических позиций, согласно требуют "мира во всём мире" и "лишь бы не было войны". Новые локальные конфликты типа корейского не раздуваются, а смягчаются и напоследок гасятся. Стихают остатки репрессий и гонений. Европа восстаёт из пепла, уровень жизни растёт, открывая четвёртый цикл движения маятника. При этом мы видим, что амплитуда каждого его раскачивания стабильно возрастает. Но чем сильнее оттянуть маятник в сторону добра, тем дальше он, по законам механики, сорвавшись, улетит в сторону зла; а чем глубже он погрузится в ад, тем отчаяннее его станут потом выталкивать обратно. Благородным людям кажется, что их усилия гарантируют необратимость позитивных сдвигов, тогда как в действительности ими создаются предпосылки для ещё более страшного возвратного движения.

* * *

Особенно пугает, что положительная фаза нынешнего четвёртого цикла в стремлении как можно дальше дистанцироваться от прошлых ужасов явно перешла все пределы разумного. Ибо любая добродетель хороша в меру, как и лекарство, избыток которого становится ядом. Вероятно, оптимальное плюсовое положение маятника относится к 1970-м годам, ему бы там и остановиться, но процессы мирового масштаба не подчиняются здравому смыслу, и он полетел дальше. И тогда явные достижения прогресса, подобно перезревшим яблокам, загнили и понемногу сделались несъедобными. Их можно перечислять долго и подробно, но я для примера ограничусь лишь некоторыми.

Так, стремление максимально гуманизировать правосудие привело к отмене смертной казни. Конечно, нехорошо, если собралось общество благородных людей, они произносят благородные речи, и вдруг одного тащат к виселице. Помилуйте, господа, как же так? В Небесах ангелов не казнят. Но у нас-то здесь природно-адское общество! Сведенборг прямо написал об адских духах, что их своеволие может быть сломлено только карой, и других средств нет. А что понимать под "карой"? Скорее всего, не "выговор без занесения в личное дело". Выговорами ангелы в своих кущах перебиваются, а дьяволов пользуют палачи. Действительно, бывалые люди утверждают, что для профессиональных преступников лишь угроза смертной казни служит реальной уздой. Ибо от всех других наказаний можно увильнуть, откупиться, найти выход, а смерть ставит конечную точку.

С другой стороны, жертвы преступников утратили возможность расквитаться с ними легально, властью правосудия, хотя оно существует именно ради этой цели. И тогда они вместо юстиции обращаются к бандитам, нанимают киллеров или устраивают самосуд, так что смертная казнь всё равно происходит, но уже мимо государства, которое из-за фарисейского прекраснодушия лишает себя реальной власти над обществом, добровольно отдав её в руки криминала. Ибо в природно-адском обществе власть де-факто находится у того, чья дубина больше. Если чиновник грозит обывателю выговором, а бандит - смертью, обыватель станет подчиняться бандиту и презирать государство.

Возьмём, далее, гуманизацию армейской службы. Не беря гатчинского плац-парада с его шпицрутенами, все мы помним бравого солдата Швейка и царившие тогда нравы - рукоприкладство офицеров, "сокрушение рёбер", связывание "козлом" и т.п. Плохо это? Да, конечно, плохо и очень некультурно, и никто не захотел бы сам оказаться на той гауптвахте. А как ещё прикажете поступать с коллективом природно-адских мужчин, оторванных от дома и привычных дел и насильно запертых в ненавистной для них казарме? Конечно, наглядная агитация представляет большую силу, и регулярные политзанятия окрыляют, но проблема в том, что без кнута нет никакой объективной возможности поддерживать войсковую дисциплину даже в мирных условиях, а уж тем более на войне, где исполнительность солдат должна доходить до автоматизма. Результаты мы увидели весной 2014 года, когда регулярная украинская армия, воспитанная по рецептам тургеневских барышень, попросту не захотела драться, разбегаясь перед горстками "ополченцев" или сдаваясь им в плен. Ибо каждому своя шкура дороже, и древняя мудрость гласит, что дисциплинарные наказания должны быть ужаснее, чем простая пуля врага.

Сталин, отдать должное, хорошо понимал ситуацию и под прикрытием коммунистической болтовни оставил оба необходимых уровня физического воздействия: нелегальный кулак командира и, в более серьёзных случаях, "особые отделы", где мучали хуже, чем во времена Швейка. И всё равно, по воспоминаниям командиров, дисциплина в Советской армии перед войной очень хромала. Станем ли мы тогда удивляться жестокости СМЕРШа и введению пресловутых заградотрядов? Или вы думаете, что советская пехота от одной только идейности поднималась в атаку на пулемёты врага? Их объективно должны были уравновешивать точно такие же пулемёты, глядевшие в задницу.

А потом гуманисты, "изживая сталинские перегибы", безрассудно убрали из армии кнут, оставив одни вегетарианские "наряды на службу". И поскольку так де-факто жить было нельзя, очень скоро он появился вновь, но уже не командирский, а криминальный, и называется он "дедовщиной". Только командир бил по делу и (будем надеяться) ради пользы службы, а "дед" бьёт ради ублажения своего самолюбия, которое не имеет никакой государственной важности. В результате командирский кулак, несмотря на вопли прогрессивной интеллигенции, объективно крепил боеспособность частей, а "дедовской" кулак с той же эффективностью разлагает её.

Или вот, например, гуманизация международного права. Мудрые люди в очках, обстоятельно размыслив, пришли к выводу, что воевать нехорошо. Вот ведь молодцы какие! Действительно, ангелы не воюют, точнее, ни на кого не нападают сами. Но мы-то, повторю в тысячный раз, живём среди природно-адского общества, где взаимные конфликты естественны и неизбежны, от пьяного мордобоя на персональном уровне до войны на уровне государственном. Так было и будет всегда, и проблема не в том, чтобы совсем покончить с милитаризмом, а чтобы элементарно соблюдать меру, не доводя взаимные наскоки до уровня геноцида и "выжженной земли".

Нападать запрещено, воевать безнравственно, а если порой в исключительных случаях и допустимо, то с таким количеством ограничений, что уж лучше сразу сдаться. Пукнул лётчик на врага сверху - всё, уже сразу фашист; скорее слезай с самолёта, умой пострадавшего, а то в Гаагу отправят. Можно только водить хороводы на поляне между окопами, а больше ничего совсем нельзя. Казалось бы, полный триумф гуманности. А что мы видим на деле? Государства прекратили действовать с открытым забралом, натравливая друг на друга полчища боевиков, а теперь даже целые "частные армии", которые сражаются будто бы сами по себе. И эти наёмники, находящиеся вне правового поля, могут творить любые злодейства, какие и не снились регулярным армиям. Вы можете себе представить, чтобы каждая боевая часть в Великую Отечественную войну имела собственный пыточный застенок? Их и гитлеровцы не имели.

Ибо крайности, как известно, сходятся, и любая крайность напрямую перетекает в свою противоположность. Попытка сделать совсем хорошо кратчайшим путём приводит к тому, что становится совсем плохо. В самом деле, если государственное правосудие не может казнить виновных, это сделают теневые структуры. Если армейская машина не может поддерживать среди солдат дисциплину, это сделают теневые структуры. Если государству не позволяют силой отстаивать свои интересы, это сделают теневые структуры. Только государство применяет насилие по закону, в меру и со всеми полезными ограничениями, а криминал чисто деструктивен и не знает никакой меры. Одни обстригают ветви дерева, чтобы правильно сформировать его крону; другие тупо ломают, что попадётся под руку.

На сегодняшний день, здраво оценивая ситуацию, можно сказать, что маятник, двигаясь в сторону гуманизации, не просто дошёл до упора, но этот упор сломали и дальше смогли искусственно дотолкать его до верхней точки, так что грядущее падение в минус осуществится не через ноль, как бывало всегда, а через макушку, т.е. напрямую в самый ад. И это уже происходит по мере того, как легальные государственные органы, фальшиво охваченные идеями человеколюбия, мало-помалу отказываются от своих функций жизнеобеспечения общества, и тогда эти функции подхватывают закулисные тёмные силы, как бы их ни называть. И эта тьма лишена всякого, даже средневекового гуманизма в той же мере, в какой им напоказ переполнены официальные власти, окончательно растерявшие здравый смысл.

Именно это для нас, ныне живущих людей, страшнее всего. Ибо даже наихудшие диктаторы прошлого, при всей их жестокости, поддерживали порядок и обеспечивали воспроизводство общества - пусть лишь ради сохранности своего трона. Человек может выжить, когда для него установлены чёткие и определённые правила игры. Даже если они отвратительны, к ним можно как-то приспособиться, пригнуться; ещё живое сталинское поколение может в деталях рассказать, как это бывает. Но в мафиозных джунглях, в противоборстве полевых командиров никакого порядка нет в принципе, но, как в настоящем аду, лишь власть каждого сильного над каждым слабым. Причём этих сильных много, и прихоти их то и дело меняются. Это, в сущности, и есть те "пыточные колёса" для подавляющего большинства, которые я видел во сне.

Бог запретил людям знать своё будущее в смысле конкретных фактов и дат; но Он не мешает вникать в закономерности развития и делать общие прогнозы. Для того нам, по сути, и даются вещие сны и знамения. Разумному человеку ясно: достигнута вершина четвёртого цикла гуманизации общества. Маятник дошёл до крайнего, совершенно предельного положения, и ему не осталось другой дороги, кроме как вниз. И, по закону симметрии, его падение будет столь же ужасным и полным. Не хочу каркать, но боюсь, что кошмары первой половины ХХ века померкнут в зареве надвигающейся беды. Которая придёт всерьёз и надолго, на несколько десятилетий, и я при любом раскладе не доживу до спасительного начала пятого цикла. Если этому циклу вообще суждено быть.