Начало Шахта до водоносного слоя

Автор: Михаил Глебов, февраль 2003

В середине июля 1971 года в сад пришла засуха. Дождей не было уже дней десять; начались перебои с водопроводом; за ужином отец объяснял недовольному деду, что водоносные слои, откуда питалась скважина на задворках поселка, ушли вглубь, и пока придется потерпеть. "А что такое водоносные слои?" - неожиданно заинтересовался я. Отец в узких пределах своего красноречия сообщил, что грунтовые воды залегают слоями, чем глубже, тем чище, и наш черный кран под тополем прыщет водой с семиметровой глубины, а теперь там, скорее всего, высохло тоже. "Я докопаюсь до водоносного слоя!" - храбро заявил я, но домашние опрометчиво пропустили эти слова мимо ушей.

Наутро в замысел была посвящена Света. Чувствуя себя на пороге великих приключений, мы обошли весь сад, выбирая подходящее место, которое было бы подальше от чужих глаз, а также от урожайных кустов и т.п. стратегических объектов сада. Такая площадка нашлась в самом тылу, между вырождавшейся задней малиной и границей с соседями, как раз под их дубом. Там тянулась ухабистая полоса шириной метра полтора. Некогда бабушка перепилила деда, что хочет молодой картошки, и тот, выведенный наконец из себя, в страшной ярости перекопал задворки гигантскими комьями, после чего слег с ревматизмом; его циклопическая пахота заросла сорняками и никак не использовалась. Довольно легко получив у родителей мандат на эту местность, я в тот же день с несвойственной для себя энергией взялся за дело.

Здесь любопытнее всего выглядит порядок работ. Казалось бы, если хочешь устроить колодец - бери лопату и рой. Но я желал действовать планомерно и потому начал с создания инфраструктуры. В самом деле, будущая строительная площадка перво-наперво требовала подведения хорошего шоссе. Оно должно было ответвляться от главной садовой дорожки возле яблони Гном и метров на пятнадцать идти через малинные ряды к подножью соседского дуба. Мы со Светой взялись за ручные тяпки и за день или два продолбили в дерне полосу шириной около полуметра, которую густо засыпали песком из передней кучи. Родители, не ожидавшие таких масштабных приготовлений, насторожились, но я уже вошел в раж, и они решили покуда не вмешиваться.

В дальнем конце шоссе, где оно выныривало из малины на ухабистую полосу, была установлена табличка с названием стройки и большой шлагбаум. Мы с гордостью ходили по золотистой дорожке, воображая, будто низкорослые побеги малины были соснами наподобие тех, что обрамляли Можайку, и даже заодно вычистили прилегавшие ряды, которые тут же и объели. Вся территория стройки была сплошь выполота и обнесена крошечным валиком дерна, нарытого при строительстве шоссе; по его верху мы натыкали частокол - короткие палочки из малинного сухостоя. Таким образом я вывел свою площадку из административного подчинения родителям.

Вся она должна была делиться на три части. Справа - там, куда подходило шоссе - намечалось сверление скважины. Левее, прямо под дубом, зеленел большой малинный куст, выросший из корневого побега; в его тени планировалась зона отдыха с двумя скамеечками, а по ту сторону, в самом углу участка, располагался отвал для добытой глины. Скамеечки мы сбили из подручных дощечек и вколотили в землю возле куста; взрослым - во избежание аварии - на них сидеть не разрешалось. Закончив все приготовительные работы, я позвал домашних и провел для них обстоятельную экскурсию.

На другой день я вытащил из сарая железный коловорот длиной чуть больше метра; его надо было упереть в землю и, нажимая, поворачивать; круглая пластина на его конце винтообразно вгрызалась в грунт, который затем следовало извлекать наружу. Результатом была круглая скважина диаметром около 10 см. Мы взяли детское ведерко, я, напрягаясь, сверлил и вытаскивал, Света выносила землю в отвал и там, чтобы куча не осыпалась, уплотняла ее ладошками. После нескольких ведер я объявлял перекур, который мы проводили на скамеечках в зоне отдыха. Слой черной земли был достаточно быстро пройден, началась неподатливая рыжая глина. Довертев коловорот до самой рукоятки и, естественно, не найдя воды, я был озадачен, потому что надеялся уже с первых шагов осчастливить участок неисчерпаемым источником для полива. Я даже взял круглую пластмассовую формочку для песочных куличиков, которая как раз умещалась в дыру, привязал к ней веревочку и был готов черпать сколько понадобится.

Поскольку другого, более длинного коловорота в сарае не было, мы очень расстроились, и тут мне пришла в голову гениальная идея: рыть прямоугольную шахту размером примерно 1,2 х 0,9 м таким образом, чтобы готовая скважина находилась как раз в ее центре; по мере углубления дна шахты можно было еще досверливать скважину вниз. Светка возликовала, мы вновь, как и при строительстве шоссе, вооружились крохотными тяпками. Я скреб, Света выносила ведра, куча рыжей глины росла почти вертикально, осыпаясь в канаву к соседям.

Вот пройдены следы дедовой перекопки, началась глина, она становится все плотнее и приобретает какой-то сизый оттенок. Сидишь скорчившись на дне узкой ямы, с боков веет холодом, сверху сыплются пересохшие крупицы глины. Скоро становится трудно вылезать наружу. Небольшое раздумье - и я расширяю яму поверху ради одной крутой ступени. Вот уже я зарылся почти на метр; доделывается вторая ступень; штатный отвал уже переполнен, избытки складируются со всех сторон. Света подает мне коловорот; сверлю, с трудом превозмогая плотность глубоких слоев: дело подходит к двухметровой отметке. Света вопросительно свешивается вниз, я развожу руками: нет воды! Сюда, в глубину, уже не заглядывает солнце; плечи мои загораживают свет, и тяпка скребет в полумраке. Сверху нагибается встревоженный отец: "Ты бы кончал свою дурь! Тебя может завалить землей."

Действительно, я зарылся уже почти в полный рост. За ужином отец поднимает вопрос о недопустимости устройства водоносных шахт маленькими детьми. "Дефективный ребенок!" - припечатывает бабушка. "Неужели больше нечем заняться на участке?" - удивляется мама. Дед, сопя, жрет свой кефир: ему нет дела ни до меня, ни до шахты. "А как же участок поливать?" - не сдаюсь я. "Без тебя обойдемся". Я чувствую, что перебороть общее недовольство вряд ли удастся, и в пониженном настроении плетусь спать.

Утро, а солнце не светит. Дождь, да какой! После завтрака, одев сапоги, я лечу к своей шахте. Нагибаюсь, а в скважине, на самом донышке, поблескивает вода. Вот же он, водоносный слой, дорылся до него все-таки! Я мчусь с этой вестью к Светке, та удостоверяется лично, и мы самозабвенно празднуем победу. Спустившись на дно, я опускаю в скважину формочку на длинной нитке, и она вытаскивается, полная бурой жижи. Я напоминаю, что нефтяники в таких случаях умываются из фонтана, и мы, поливая из формочки на руки, честно выполняем обряд. "Да вы что!.. Это же верховодка… она ж из уборной… тьфу!" - негодует отец. Кричи-кричи, а мы все-таки победили!

Гм, победили-то победили, но ведь и игре конец. Света скучнеет на глазах, и тогда я предлагаю ей, плюнув на скважину, вести всю шахту до уровня верховодки, чтобы получился колодец. Туда можно будет даже настоящие ведра опускать! Но тут приходят родители и непреклонно удаляют нас из ямы. Хватит, кыш, займитесь еще чем-нибудь, совсем ополоумели! Вечером отец требует зарыть шахту; я встаю в позу партизана, который лучше готов умереть; бабушка театральным жестом дает понять, что споры с дефективными детьми бесполезны; дед, чавкая, доедает кефир. Все ложатся спать, и решение откладывается до утра.

Утро начинается с суматохи. В комнату является мать в грязной одежде и с выпученными глазами. Она спозаранку пошла в уборную и услышала, что в моей шахте кто-то хрюкает. Она нагнулась и увидела, что кто-то провалился в самую скважину, бултыхается там в воде, а вылезти, конечно, не может. Она храбро низошла на дно моей мерзкой ямы и выяснила, что жертвой моего безумия сделался небольшой еж. Ежи охотятся ночью; вот он брел впотьмах по малиннику, ловил лягушек, да и брякнулся сослепу в шахту, а оттуда скатился еще глубже. И непонятно, как и чем его доставать. И тогда она встала на колени, и сунула голую руку в скважину, и вытащила этого несчастного, который уже продрог и замучился до такой степени, что даже не смог ее укусить. И этот еж - вот он, пьет молочко на террасе.

Я с восторгом выскакиваю на террасу. Действительно, еж! Небольшой, сантиметров двенадцать в длину, пушистые коротенькие иголочки. Он уже неплохо освоился и чавкает возле блюдца, но сразу убирает мордочку и вспухает иголками, едва до него коснешься. "Не трогай же, дай человеку поесть!" Привлеченная шумом, из комнаты является бабушка: "Эт-то что за пакость?!" Мать объясняет все сначала. "Так он что, здесь жить будет?" - "Будет!!!" - кричу я. "Тебя не спрашивают. Только нам ежа не хватало!" Еж, не допив молоко, на всякий случай эвакуируется под шкаф. "Этак он и к нам в комнату заползет!" - пугается бабушка. "Да он же хороший. Он полезный!" - защищает ежа мама: это она его спасла из ужасной ямы, она проявила геройство, и поэтому он будет теперь у нас жить. "А яму сегодня же, немедленно засыпь! Туда ежи проваливаются!" - Но я упрямо кручу головой, взамен предлагая нарастить забор по периметру, чтобы он был не-пере-лезабелен для ежей и прочих лягушек. Наконец дело решается компромиссом: скважина должна быть засыпана, яма пока останется так.

Днем мы со Светой дежурим на террасе, всячески пытаясь выманить ежа из-под шкафа, но он забрался между коробок и спит. Вечером бабушка неприязненно наблюдает кормление; прямо у ее двери остаются две маленьких черных какашки. "Вы видели? Вы видели, да?" Мать соскребает их с пола бумагой. Мы ожидаем, что в сумерках еж примется маршировать на проходе, но он снова улезает куда-то под мебель и чуть слышно шуршит по углам.

Следующее утро опять начинается криком. Кричит бабушка: ночью еж съел у нее все масло! Она, можно сказать, разорена дотла! Мне непонятно, каким образом наш постоялец умудрился взломать холодильник, но логика теперь, совершенно очевидно, в отлучке. "Или я, или еж!" - патетически заявляет бабушка. Я выбираю второй вариант, но мой голос не рассматривается, и вот отец, завернув колючее животное в тряпку, выносит его к сараю. Осуществляется церемония, подобная спуску корабля на воду. Мы со Светой едва не плачем, отец разжимает тряпку, еж наконец разворачивается из клубка и деловито спешит в дыру под сарай. "Он теперь тут жить будет". Вечерами в бурьяне ходят большие ежи, словно колючие коврики, и наш теперь будет с ними. Он все равно останется в саду.

После очередного обкоса отец берет вилы и натаскивает мокрое сено в мою шахту - не пропадать же зря такой емкости! Вот уже вместо ямы образовался бугор, который за зиму осядет, а по весне мы досыпем еще.

* * *

PS. К месту или не к месту придется здесь такая цитата?

И копали рабы Исааковы в долине, и нашли там колодезь воды живой. Быт. 26: 19.
"Копать в долине" означает исследовать низшие вещи в поисках истин. АС 3424.

Не с этого ли начинается обретение ребенком рациональности?
Не это ли в духовном отношении знаменовала моя проказа с шахтой?
Прошу также обратить внимание, что вместо "живой" (т.е., в моем случае, чистой) воды была получена верховодка - сточная грязь. Ибо мой поиск еще долгие годы будет осуществляться на атеистических принципах, которые в духовном смысле именно таковы.